Роль Тибета в межгосударственных отношениях в Гималайском регионе

Правительство Тибета в эмиграции, возглавляемое Его Святейшеством Далай-ламой, главой государства и его духовным лидером, последовательно утверждает, что Тибет находится под китайской оккупацией с тех времен, когда Китай вторгся в независимое государство в 1949–50 годах. Китайская народная республика (КНР) настаивает на том, что ее отношения с Тибетом являются чисто внутренним делом, так как Тибет является и веками являлся внутренней частью Китая. Вопрос о статусе Тибета по своей сути – правовой, хотя и политически злободневен.

КНР не заявляет никаких прав на суверенитет Тибета как на результат его военного порабощения и оккупации Тибета после вооруженного вторжения в него в 1949–50 годах. Действительно, КНР вряд ли могла бы заявлять такие права, так как она категорически отклоняет как незаконные подобные притязания других государств, основанные на завоевании, оккупации или заключении односторонне выгодных договоров. Вместо этого КНР основывает свои претензии к Тибету на теории, что Тибет стал неотделимой частью Китая семь веков назад.

Цель работы: проанализировать роль Тибета в межгосударственных отношениях в Гималайском регионе.

Задачи работы:

1. Кратко охарактеризовать культуру Тибета

2. Проследить исторический путь Тибета

3. Проанализировать возникший вокруг Тибета спор Китая и Индии

Традиционно считается, что Тибет – страна Авалокитешвары, бодхисаттвы сострадания, а тибетский народ – его потомки. Тибетцы ведут свою родословную от союза Авалокитешвары, который некогда воплотился в форме огромной обезьяны и богини Тары, принявшей образ устрашающей демоницы. От них-то, по преданию, и произошли люди, населившие впоследствии долину Ярлунг.

Согласно известной легенде, до 127 года до н.э. тибетский народ не имел единого правителя. Позже, один из индийских царей, по имени Рупати, после своего поражения в известной битве, перешел Гималаи и достиг долины Ярлунг. В Ярлунге его встретили двенадцать мудрейших бонских священников и, поверив в его небесное происхождение, провозгласили его царем и дали имя Ньятри Ценно. С этого момента начался относительно цивилизованный период развития Тибетской культуры. Основополагающей в тибетской культуре являлось представление о взаимозависимости человека и природы. То есть в этот период, который принято называть «добуддийским» в основе религии и культуры Тибета лежало учение школы «бон», остатки которой, хотя и в весьма измененном под влиянием буддизма виде, можно еще встретить в тибетских общинах, находящихся в изгнании.

Буддизм, как государственная религия Тибета стал несколько позже. Впервые он появился на территории этой страны в правление царя Лха Тхотори Ньянцена. Чуть позже буддизм постепенно ассимилировался в культуру, пока, наконец, не пронизал собой всю культурную жизнь Тибета благодаря усилиям нескольких поколений буддийских правителей. Царь Сонгцен Гампо, взойдя на трон в тринадцатилетнем возрасте, построил в Лхасе два храма. Позже он послал своего министра в Индию для обучения санскриту и письменности, в результате чего был составлен тибетский алфавит, по типу санскритского. Пригласив из Индии Ачарья Кумару и Брамина Шанкару, а также Ачаоья Шилманджу из Непала, начались перевод и распространение Учения Будды. Хотя в то время не было еще сколько-нибудь заметного и широкого изучения буддизма, царь лично дал многим людям учение, преимущественно касающееся Арья Авалокитешвары.

В период правления царя Трисонг Децена буддизм в Тибете получил значительно большее распространение, после того, как он пригласил в страну двух великих учителей: Шантаракшиту и Падмасамбхаву. Одновременно с этим значительно ускорился процесс перевода канонических текстов буддизма на тибетский язык. С этой целью в Тибет прибыло одновременно 108 индийских ученых. Они же приняли участие и в построении буддийских монастырей.

Через три поколения, в период правления царя Три Ралпачена, был выпущен указ, согласно которому каждого монаха должны были обеспечивать семь домохозяев. Одновременно с этим было построено несколько тысяч храмов. В страну пригласили много индийских учителей, таких как Ачарья Джинамитра, Сурендрабодхи, Данашилу, которые вместе с тибетскими переводчиками пересмотрели и стандартизировали ранние переводы в соответствии с новой терминологией. Таким образом, расширялась в Тибете проповедь Учения Будды.

К сожалению, этот период расцвета, известный в истории как «время буддийских царей Тибета», вскоре закончился. Дело в том, что наследник Ралпачена, царь Лангдарма (конец IX века н.э.), к сожалению, не был последователем буддизма. Монастыри опустели, монахов вынуждали вернуться к мирской жизни и часто даже принуждали к службе в армии. Тибетская империя распалась на множество удельных княжеств, и буддизм в Тибете временно пришел в упадок.

Тем не менее, в это время два держателя монашеской линии Шантаракшиты, бежали в Доме (расположенный в северо-восточном Тибете), и там, с помощью двух китайских монахов дали полное монашеское посвящение Лачен Гонгпа Рабселу, что знаменует собой возрождение монастырской традиции в Тибете. Подобным же образом, благодаря прибытию в Нгари (запад Тибета) Садхупалы и великого кашмирского ученого Шакьяшри, там также широко распространилась монастырская линия Учения и появились многочисленные монашеские общины. Впоследствии эти монахи вернулись в Центральный Тибет, восстановили там монастыри и храмы и проповедовали Учение.

Однако, наиболее значительное возрождение буддизма имело место в Западном Тибете, откуда Лха Лама Еше О, следуя примеру ранних буддистских царей, отправил группу молодых, подающих надежды, тибетцев в Кашмир, бывший в то время признанным центром буддистской учености. Великий переводчик Ринчен Зангпо (958–1055 гг.) и его современник Легпай Шераб, по возвращении в Тибет распространяли Учение посредством переводов, проповеди и строительства монастырей. Благодаря деятельности Лха Ламы Еше создались условия для прибытия в Тибет великого индийского учителя Атиши. Он способствовал восстановлению Учения в его первозданном виде и разъяснял многие вопросы и противоречия. Атиша является автором знаменитого сочинения «Светильник на пути к просветлению», которое явилось основой возникновения линии постепенного пути, «ламрима», и целой ветви аналогичных сочинений в буддистской литературе Тибета.

Среди последователей этой линии одним из известнейших является ученик Атиши по имени Дром Тонпа, который собрал воедино все произведения своего учителя и основал линию Кадампа. В этот период были восстановлены связи Тибета с индийским буддизмом, и появление многочисленных учителей стало причиной возникновения различных линий передачи Учения. Постепенно из них выделилось три основных новых школы: сакья, кагью и гелуг. Школа ньингма ассоциируется с той формой буддизма, которая была принесена в Тибет Гуру Падмасамбхавой. Вместе они составляют четыре основных школы тибетского буддизма.

По мере роста влияния Монголии на Тибет монгольские правители стали оказывать свое покровительство сакьясским ламам. Вследствие этого в 1253 году Кубаи Хан даровал три провинции Тибета сакьясскому ламе Дрогону Чогьял Пагпе, преемники которого правили в Тибете 105 лет, вплоть до 1358 года, когда они уступили свое влияние Тай Ситу Чангчуб Гъелцену. Затем, до 1435 года, правила линия, основанная главой школы сакья Пагмо Друпой, за которой с 1435 до 1565 года последовало правление линии царей Ринпунг и трех царей из рода Цангпа в 1566–1641 годах.

В конце XVI века необычайно возросла мощь и влияние школы гелугпа. Третий Далай-лама Сонам Гьяцо (1543–1588 гг.) значительно расширил политическое влияние Тибета, вновь обратив в буддизм Монголов. Это произошло в результате его поездки в Монголию в 1578 году по приглашению Алтын Хана, который и дал ему титул «Далай-лама», что означает «Океан мудрости». Четвертый Далай-лама, Йонтен Гьяцо, родился в монгольской семье, но обучение его проходило в Тибете. В 1642 году Гушри Хан передал всю полноту духовной и светской власти в Тибете Великому Пятому Далай-ламе, Нгавангу Лобсангу Гьяцо (1617–1682 гг.). Он и основал правительство Ганден Подранг, которое существует до наших дней и главой которого ныне является XIV Далай-лама.

В 1959 году, в результате китайской оккупации. Его Святейшество Далай-лама был вынужден бежать в Индию. Он образовал там правительство в изгнании, которое взяло на себя заботу об образовании и размещении беженцев, о сохранении культуры и монастырской традиции, а также решение политических вопросов, связанных с проблемой Тибета. Таким образом, была предпринята попытка сохранения духовного наследия Тибета от полного уничтожения. При правительстве образован Совет по проблемам религии и культуры, в ведении, которого находятся все религиозные и культурные вопросы и, который заботится также о благополучии монашеских общин.

Прежде в трех провинциях Тибета – У-Чанге, Дото и Доме – было больше 6000 мужских и женских монастырей. Из них не осталось ни одного, в той или иной степени не затронутого китайским вторжением, а большинство из них оказались полностью разрушены. Более 200 монастырей было восстановлено на территории Индии, Непала и Бутана. Во всем мире существует в качестве религиозных и культурных объединений более 600 центров тибетского буддизма.

Хотя история государства Тибет и началась в 127 году до Рождества Христова с учреждения династии Ярлун, страна, какой мы теперь знаем ее, была впервые объединена в VII столетии н.э. царем Сонгцен Гампо и его наследниками. Тибет был одной из могущественнейших держав в Азии следующие три столетия, что подтверждается надписями на колонне у основания дворца Потала в Лхасе и китайскими танскими летописями, относящимися к этому периоду. Формальный мирный договор, заключенный между Китаем и Тибетом в 821–823 годах, обозначил границы между двумя странами и утвердил «счастье тибетцев в Тибете и китайцев в Китае».

В то время как монгольская империя Чингисхана в XIII столетии расширялась в сторону Европы на западе и Китая на востоке, лидеры Тибета из могущественной школы тибетского буддизма Сакья заключили соглашение с монгольскими правителями, чтобы избежать завоевания Тибета. Тибетский Лама пообещал политическую лояльность и религиозное благословение и учение взамен покровительства и защиты. Религиозные отношения в это время стали настолько важны, что десятилетия спустя, когда Хубилай-хан завоевал Китай и установил династию Юань (1279–1368), он пригласил Пагпа-ламу стать имперским наставником и верховным духовником его империи.

Отношения между монголами и тибетцами, которые развивались и продолжали существовать вплоть до XX столетия, были отражением близкого расового, культурного и особенно религиозного родства между двумя центральноазиатскими народами. Монгольская империя была мировой империей, и, какими бы ни были отношения ее правителей с тибетцами, монголы никогда не объединяли администрацию Тибета и Китая и никоим образом не присоединяли Тибет к Китаю. Тибет разорвал политические связи с императором Янем в 1350 году до того, как Китай возвратил свою независимость от монголов. И вплоть до XVIII столетия Тибет не попадал снова под какое-либо иностранное влияние.

Тибет не развивал никаких связей с китайской династией Мин (1386–1644). С другой стороны, Далай-лама, установивший власть над Тибетом с помощью монгольского покровителя в 1642 году, развивал тесные религиозные связи с императорами маньчжурской династии, которые завоевали Китай и установили династию Цин (1644–1911). Далай-лама согласился стать духовным учителем маньчжурского императора в обмен на покровительство и защиту. Эти отношения «священник-патрон» (известные под тибетским названием «чой-йон»), которые Далай-лама также поддерживал с некоторыми монгольскими и тибетскими князьями, были только формальной связью, существовавшей между тибетцами и маньчжурами во время правления династии Цин. Сами по себе они не влияли на независимость Тибета.

На политическом уровне некоторые могущественные маньчжурские императоры преуспели в оказании влияния на Тибет. Так, в период с 1720 по 1792 год император Канси и другие четырежды посылали в Тибет имперские войска для защиты Далай-ламы и тибетского народа от вторжений монголов и гурков, а также от внутренних беспорядков. Эти экспедиции предоставляли императору возможность влияния на Тибет. Он посылал представителей в столицу Тибета Лхасу, некоторые из которых успешно пользовались на благо императора своим влиянием на правительство Тибета, в частности в отношении развития иностранных отношений. Во времена расцвета правления маньчжуров, который длился несколько десятилетий, отношения не были похожи на те, что могут существовать между супердержавой и колонией или протекторатом. Тибет не был введен в империю маньчжуров, а тем более в Китай, и в основном поддерживал отношения с соседними государствами самостоятельно.

Влияние маньчжуров не продолжалось долго. Его уже практически не было, когда британцы стремительно вторглись в Лхасу и заключили двусторонний договор с Тибетом – Лхасскую конвенцию – в 1904 году. Несмотря на эту потерю влияния, имперское правительство в Пекине продолжало претендовать на некоторую власть над Тибетом, в частности в его международных отношениях, на власть, которую британское правительство окрестило «властью сюзерена» в своих переговорах с Пекином и Санкт-Петербургом. Имперские войска попытались заново утвердить реальное влияние в 1910 году, вторгшись в страну и заново заняв Лхасу. После революции в Китае в 1911 году и падения манджурской династии войска сдались тибетской армии и были репатриированы Китайско-Тибетским мирным соглашением. Далай-лама заново установил независимость Тибета внутри, опубликовав воззвание, и внешне, установив связи с иностранными правителями и заключив договор с Монголией.

Статус Тибета после изгнания войск маньчжуров не подвергается серьезному сомнению. Какие бы связи ни существовали между Далай-ламой и императорами династии Цин, все они были уничтожены вместе с падением этой династии. С 1911 по 1950 год Тибет успешно избегал чрезмерного иностранного влияния и поступал во всех отношениях как независимое государство. Тибет поддерживал дипломатические отношения с Непалом, Бутаном, Британией и позже – с независимой Индией. Отношения с Китаем оставались напряженными. Китайцы развязали пограничную войну с Тибетом, формально принуждая Тибет «присоединиться» к Китайской Республике, постоянно пытаясь убедить весь мир, что Тибет уже был одной из китайских «пяти наций».

Чтобы уменьшить китайско-тибетскую напряженность, Британия созвала тройственную конференцию в Симле в 1913 году, где все три государства встретились на равных условиях. Британский делегат напомнил своему китайскому коллеге, что Тибет принял участие в конференции как «независимая нация, не признающая подчинения Китаю». Конференция была неудачной и не разрешила противоречий между Тибетом и Китаем. Тем не менее, она оказалась важной для англо-тибетских дружественных отношений, заключения двустороннего договора о торговле и пограничных соглашений. В Совместной Декларации Великобритания и Тибет обязали себя не устанавливать китайский сюзеренитет либо другие особые права в Тибете, если только Китай не подпишет проект Симлской конвенции, который должен был гарантировать Тибету большую территорию, его территориальную целостность и полную автономию. Китай так и не подписал Конвенции, оставив, однако, условия Совместной Декларации в полной юридической силе.

Тибет осуществлял свои международные отношения, прежде всего имея дело с британской, китайской, непальской и бутанской дипломатическими миссиями в Лхасе, а также посредством правительственных делегаций, командируемых за границу. Когда Индия стала независимой, британская миссия в Лхасе была заменена на индийскую. Во время второй мировой войны Тибет сохранял нейтралитет несмотря на мощное давление со стороны США, Британии и Китая, пытавшихся обеспечить поставки сырья из Тибета.

Тибет никогда не поддерживал обширных международных отношений, но те страны, с которыми Тибет их поддерживал, обращались с Тибетом как с любой другой суверенной страной. Международный статус Тибета, фактически, не изменился, как, например, статус Непала: когда Непал подавал заявку на членство в ООН в 1949 году, он ссылался на свой договор и дипломатические отношения с Тибетом, чтобы показать свое полное международное признание.

Поворотным пунктом в истории Тибета стал 1949 год, когда Народно-освободительная армия КНР впервые проникла на территорию Тибета. После поражения маленькой тибетской армии и захвата половины страны китайское правительство в мае 1951 года навязало тибетскому правительству так называемое «Соглашение из 17 пунктов о мирном освобождении Тибета». Поскольку оно было подписано под принуждением, по международным законам соглашение не имело юридической силы. Присутствие сорокатысячной армии в Тибете, угроза немедленной оккупации Лхасы и перспектива полного уничтожения Тибетского государства не оставляла тибетцам выбора. В то время как открытое сопротивление Китаю росло, особенно в Восточном Тибете, китайские репрессии, которые включали разрушение храмов и аресты монахов и других общественных лидеров, нарастали с ужасающей быстротой. К 1959 году народные восстания пережили свою кульминацию в виде массовых демонстраций в Лхасе. Тогда Китай подавил восстание, 87 тысяч тибетцев были убиты только в районе Лхасы, а Далай-лама бежал в Индию, где и находится его нынешняя резиденция вместе с Правительством Тибета в эмиграции. В 1963 году Далай-лама провозгласил Конституцию демократического Тибета. Она была воплощена в жизнь в соответствии с ограниченными возможностями эмигрантского правительства.

Тем временем, религиозные преследования в Тибете, последовательные нарушения прав человека и массовое разрушение религиозных и исторических памятников оккупационными властями не смогли разрушить дух тибетского народа, протестующего против разрушения его национального самосознания. 1,2 миллиона тибетцев (около одной шестой населения Тибета) лишились жизни в результате китайской оккупации. Однако новое поколение тибетцев, кажется, настолько же решительно, как и старое, желает восстановить независимость страны.

Тибетский аспект отношений между Британской Индией и Китаем имеет свою длительную историю. В июле 1947 года правительство Великобритании и временное правительство Индии в совместном заявлении объявили тибетским властям, что после провозглашения независимости Индии все права и привилегии, которыми располагало английское правительство в Тибете, переходят к правительству Индии, и что Лондон, как и прежде, заинтересован в сохранении права Тибета на автономию. По мере продвижения НОЛК к границам Тибета и в связи с заявлениями Пекина о намерении освободить всю территорию Китая, включая Тибет, Сикан, острова Хайнань и Тайвань, в Дели широко обсуждался вопрос о том, как должна реагировать Индия на возможные изменения геополитической ситуации на ее гималайских границах

Решающую роль в выработке главных направлений внешнеполитического курса независимой Индии играл ее первый премьер министр и министр иностранных дел Джавахарлал Неру, который исходил из необходимости для Индии оставаться в стороне от возможных военных конфликтов, которые отвлекали бы страну от решения сложнейших экономических и политических задач Ситуация, которая могла возникнуть вдоль гималайской границы, являлась предметом его серьезной озабоченности, учитывая активное продвижение китайской армии в сторону Гималаев. В то же время индийский лидер осознавал жизненную необходимость поддерживать с могущественным соседом нормальные добрососедские отношения.

После провозглашения КНР 1 октября 1949 года перед индийским руководством встал вопрос об официальном признании нового государства Принятие такого решения было тесно связано с выработкой позиции по крайней мере по еще двум вопросам: намерением Китая присоединить Тибет и проблемой представительства КНР в ООН. Сам Дж Неру продолжал убеждать общественное мнение страны, своих иностранных собеседников в том, что «ситуация в Китае не представляет реальной угрозы Индии» и что Индия в состоянии ей противостоять. Правда, его беспокоила перспектива воздействия победы коммунистического режима в соседнем Китае на деятельность индийских коммунистов: ведь успех их идеологических союзников в соседней стране мог укрепить надежду левых сил на возможность успеха и в самой Индии. Между тем, он не расценивал это обстоятельство как серьезную угрозу безопасности страны.

Однако в руководстве Индии существовала иная точка зрения, представленная коллегой и давним оппонентом Дж. Неру, заместителем главы правительства Валлабхаи Пателем. Его анализ ситуации в самой Индии, а также событий в других странах, в том числе в Китае, отличался от оценок Дж. Неру; соответственно и политика Индии в отношении северного соседа представлялось ему несколько иной, чем видел ее премьер-министр. В письме на имя Дж. Неру от 3 ноября 1949 года В. Патель писал, что успешные действия коммунистов в Китае могут иметь далеко идущие последствия для других стран, в первую очередь, для его соседей. Он считал, что руководство Индии должно уделять особое внимание ситуации на восточной и северо-восточной границе и предпринять специальные меры для ее укрепления. Продвижение китайской армии на юг, по мнению Пателя, будет провоцировать действия антиправительственных подпольных группировок в пограничных районах соседних с Китаем стран, в первую очередь, в Бирме и Индии. Как считал В. Патель, другим источником беспокойства для Индии может стать Тибет. По его глубокому убеждению, Китай никогда не откажется от права сюзеренитета над Тибетом, и после того, как коммунисты окончательно сломят сопротивление националистических сил, они «обратят свой взгляд в сторону Тибета и попытаются установить там режим или коммунистический или сочувствующий коммунистам». Поэтому, заключал В. Патель, ситуация может стать для Индии угрожающей, с точки зрения обеспечения безопасности ее границ.

Тем не менее, 12 ноября 1949 года Дж. Неру официально заявил, что Индия всегда признавала суверенитет китайского правительства над Тибетом, но Тибет рассматривался как автономная единица.

6 декабря 1949 г. В. Патель вновь обратился к Дж. Неру с посланием, в котором, в частности, касался проблемы официального придания КНР. По его мнению, Индия не должна была спешить с заявлением о признании и, будучи членом Британского Содружества и ООН, не действовать в одиночку, а предпринять эту акцию совместно с другими странами – членами этих организаций.

В тот же день, отвечая на письмо, Дж. Неру писал В Пателю, что ООН пока не рассматривает вопроса об официальном признании КНР в качестве полноправного члена этой организации, а страны Британского Содружества намерены признать КНР не ранее, чем во время рождественских каникул Премьер-министр сообщил, что в Лондоне он вел специальные переговоры по этому вопросу, и коллеги по Содружеству с пониманием отнеслись к желанию Индии выступить с официальным заявлением ранее других государств. Дж Неру высказал мнение, что если Индия признает КНР позже других стран-членов Содружества, то это будет расценено как отсутствие у Индии своей собственной политики и принятие ею решений «под диктатом других стран».

В конечном итоге точка зрения Дж. Неру возобладала, и 30 декабря 1949 года правительство Индии официально объявило о признании КНР. Выступая в парламенте Индии 17 марта 1950 года, Дж. Неру отметил, что индийское правительство не может не считаться с происшедшими в Китае важнейшими революционными изменениями. Он подчеркнул необходимость объективной оценки сложившегося положения и мирного сотрудничества с новым китайским правительством, обладающим властью практически над всем Китаем.

Тем временем опасения В. Пателя в связи с ситуацией вокруг Тибета постепенно оправдывались: китайские войска шаг за шагом вступали на его территорию. Летом 1950 года индийская печать широко комментировала эти события, напомнив официальную точку зрения индийского правительства в тибетском вопросе: признание сюзеренитета Китая при сохранении автономии Тибета. В то же время пресса отмечала «особый» характер взаимоотношений Индии с Тибетом и заявляла о ее праве принимать активное участие в решении тибетского вопроса. Основанием для этого признавалось наличие специального соглашения между Индией и Тибетом, предусматривавшего снабжение Тибета индийскими потребительскими товарами, а также оружием и боеприпасами, необходимыми для поддержания законности и порядка. Представитель Индии в ООН Б.Н. Pay продолжал выступать с официальными заявлениями от имени правительства в поддержку предоставления Пекину места в ООН к ее организациях 19 сентября 1950 года он выступил дважды и при этом напомнил, что у Индии существуют исторические многовековые связи с Китаем, и дружба с ним «желательна и естественна». Как заявил он, «свободный и независимый Китай, сотрудничающий с Индией, станет самым эффективным стабилизирующим фактором в Азии».

Известие о вступлении в Тибет 7 октября 1950 года частей НОАК с намерением освободить его от «империалистического гнета и укрепить оборону Китая», было воспринято в Индии как «неожиданное и даже едва ли достоверное». 21 октября правительство направило в Пекин меморандум по вопросу о Тибете, в котором указывалось, что Индия придает особое значение поискам мирного политического решения тибетской проблемы, так как военные действия в Тибете усилят позиции тех сил, которые противостоят принятию КНР в ООН.

28 октября правительство Индии направило правительству КНР новую ноту, в которой выразило глубокое сожаление по поводу вооруженного вступления в Тибет и попыток разрешения тибетской проблемы силовыми методами вместо поисков мирного решения путем переговоров. Индийский посол в Пекине К.М. Паниккар информировал власти Китая о том, что вступление его войск в Тибет может серьезно осложнить решение вопроса о принятии КНР в ООН. Индийская печать призывала правительство пересмотреть отношение к этой проблеме

В ответ на меморандум и ноту индийских властей правительство Китая 1 ноября 1950 года подтвердило, что Тибет является неотъемлемой частью китайской территории и что тибетская проблема – внутреннее дело Китая. Поэтому, как заявил Пекин, китайская армия «вынуждена» была вступить в Тибет для того, чтобы освободить его народ и защитить границы Китая. В срыве переговоров о мирном освобождении Тибета Пекин обвинил тибетские власти. По мнению Пекина, рассмотрение «в связке» проблемы Тибета и проблемы места КНР в ООН являлось демонстрацией «недружественного и враждебного отношения» к Китаю. Поэтому руководство КНР выразило мнение, что правительство Индии оказалось под влиянием внешних сил, враждебно относящихся к китайской политике в Тибете, и выразило в связи с этим свои глубокие сожаления.

В тот же день, 1 ноября правительство Индии выступило с ответной нотой, в которой утверждало, что ее политика носит самостоятельный и независимый от каких бы то ни было враждебных Китаю внешних сил характер, и Дели стремится сохранять со своим северным соседом дружественные отношения, основанные на взаимном уважении суверенитета, территориальной целостности и взаимных интересов. Индия еще раз выразила сожаление в связи с событиями в Тибете и надежду на то, что правительство Китая все же «предпочтет принципы мирных переговоров и мирное урегулирование решению на основе насилия и использования силы».

На таком фоне в руководстве Индии продолжались дискуссии относительно характера отношений с новым китайским правительством. И вновь 7 ноября 1950 г. Валлабхаи Патель обратился с подробным посланием к Джавахарлалу Неру.

В. Патель выразил глубокое сомнение в искренности заявлений пекинского руководства о намерении решить тибетскую проблему мирным путем. Он отметил, что Индия, на помощь и содействие которой рассчитывали тибетцы, не в состоянии дать какие-то четкие объяснения действиям пекинских властей. По его мнению, нет никаких оснований верить в то, что Китаю действительно угрожают «англо-американские интриги в Тибете». В. Патель пришел к заключению, что если Индия «считает себя дружественной Китаю, то китайцы не считают нас своими друзьями», исходя из принципа «кто не с нами, тот против нас». Во всяком случае, как считал В. Патель, китайская сторона «разговаривает» с Индией на языке не друга, а «потенциального противника», она относится к ней с «подозрительностью», «скептицизмом», смешанными с элементами враждебности.

Автор послания был убежден в том, что в связи с «исчезновением» дружественного Индии Тибета возникает принципиально новая ситуация, когда Гималаи уже не могут рассматриваться как непреодолимое препятствие против любой угрозы с севера. Он считал необходимым учитывать также и то обстоятельство, что в этническом и культурном отношении население на севере и северо-востоке Индии вдоль гималайской границы не отличается от тибетцев и монголов. Пограничная линия в этих районах практически не определена, и все это создает потенциальную угрозу возникновения конфликтной ситуации между Индией и Китаем в Гималаях. Таким образом, писал В. Патель, сохранение напряженности на западных и северо-западных границах Индии с Пакистаном и новая угроза на севере и северо-востоке создали для Индии крайне опасную ситуацию, когда она должна сконцентрировать свои оборонительные усилия одновременно на двух фронтах. При этом, по мнению Пателя, Китай и поддерживающая его «советская Россия», скорее всего, воспользуются «уязвимостью» Индии частично «ради утверждения своей идеологии, частично ради удовлетворения собственных амбиций».

В своем послании В. Патель затронул еще один очень важный вопрос: в какой степени события на гималайской границе Индии могли бы повлиять на внутриполитическую ситуацию в стране, на позиции коммунистической партии и т.д. Автор письма считал, что Индии придется столкнуться с «коммунистической угрозой безопасности страны вдоль северной и северо-восточной границы», где антиправительственные силы смогут получать вооружение и боеприпасы из «китайских коммунистических арсеналов». Таким образом, по его мнению, перемены на севере страны потребуют «всеобъемлющих» действий, которые затронут не только оборонную стратегию страны, но и проблемы внутренней безопасности.

В заключение В. Патель перечислял те проблемы, которые, с его точки зрения, подлежали скорейшему решению Он считал, что военные и разведывательные службы должны четко осознать всю серьезность угрозы Индии со стороны Китая и в связи с этим разработать необходимые меры для защиты путей и районов, которые могли стать предметом спора. Он указывал на важность укрепления оборонной мощи страны с учетом того, что существовала двойная угроза безопасности Индии – с запада и северо-запада и с севера и северо-востока. Он выражал сомнение в целесообразности дальнейшей поддержки усилий, направленных на принятие КНР в ООН, учитывая события в Тибете и участие Китая в корейской войне. Он считал, что необходимо предпринять политические и административные шаги для укрепления северных и северо-восточных границ с Непалом, Бутаном, Сиккимом, в районах Дарджилинга и зоны племен в Ассаме. Наконец, полагал Патель, следовало подумать о судьбе индийского представительства в Лхасе, ее торговых представительств в других пунктах Тибета и защите торговых путей в этом районе, а также сформулировать позицию в отношении линии Макмагона, которая, в соответствии с Симлской конвенцией 1914 г., была принята индийской стороной в качестве пограничной линии в Гималаях.

16 ноября 1950 года Китай обратился к правительству Индии с нотой, в которой вновь было заявлено, что Тибет является неотъемлемой частью Китая и что тибетская проблема – его внутреннее дело. Китайское правительство выразило «удивление» в связи с тем, что индийское руководство пытается «воспрепятствовать осуществлению китайским правительством его суверенных прав в Тибете». Китайское руководство «искренне надеется, что НОАК сможет мирно вступить в Тибет для того, чтобы осуществить священную задачу освобождения тибетского народа и защитить границы Китая». Чтобы продемонстрировать дружеские намерения в отношении Индии, китайские власти намерены информировать ее руководство обо всех своих действиях в отношении Тибета.

18 ноября 1950 г. Джавахарлал Неру вновь обратился к Валлабхаи Пателю с посланием, в котором ссылался на ответ китайского правительства в связи с событиями вокруг Тибета. Это послание индийского премьера заслуживает особого внимания и анализа, так как в нем Дж. Неру сформулировал свое понимание сложившейся ситуации на гималайской границе Индии в связи с победой китайских коммунистов над гоминьдановскими силами и обстановкой вокруг Тибета. По-видимому, это письмо можно рассматривать как программное, потому что сказанное в нем определило долгосрочную стратегию возглавлявшегося Джавахарлалом Неру правительства Индии в «китайском вопросе». Его исходной позицией стало осознание того, что пришедшее к власти руководство Китая вряд ли уступит свою власть каким-либо иным силам, и «теперешний» Китай в обозримом будущем будет оставаться непосредственным соседом Индии, Премьер-министр, прежде всего, обращал внимание на дружеский тон китайских посланий, на искренность желания КНР установить добрососедские отношения с Индией Он полагал, что следует согласиться с фактом присоединения к Китаю Тибета, чему не могут противодействовать ни сами тибетцы, ни какая-либо иностранная держава, так как любые действия такого рода осложнили бы отношения с Китаем.

Дж. Неру представлялось маловероятным, что в обозримом будущем Индия может стать жертвой военного вторжения со стороны Китая, «будь то в условиях всеобщего мира или войны». Он полагал, что поскольку Китай уязвим для нападения с моря и с воздуха, то для него вполне реальна угроза со стороны «могущественных противников» с юга и востока, и именно эти направления, по мнению Неру, являются приоритетными для Пекина с точки зрения обеспечения безопасности страны. Поэтому, считал он, вряд ли Китай пойдет на то, чтобы передислоцировать свои силы в сторону труднодоступных районов Тибета и ослабить те фронты, где стране может угрожать реальная опасность. На основании этого анализа Дж. Неру «отвергает любую мало-мальски серьезную угрозу нападения Китая на Индию» и призывает своих коллег не верить необоснованным слухам и не терять здравого смысла в оценке перспектив отношений с соседней страной. В то же время Неру не исключал возможности проникновения через границу нежелательных элементов, которые могли захватить спорные территории. Индийский премьер не считал целесообразным ослаблять обороноспособность Индии на самых важных направлениях путем передислокации войск на ее «отдаленные» границы. Речь шла о необходимости защищать границы с Пакистаном, который рассматривался Неру как «основной потенциальный противник» Индии. По утверждениям Неру, пакистанская пресса уже писала, что «новая угроза Индии со стороны Тибета» поможет Пакистану решить кашмирскую проблему в соответствии с его интересами Неру подчеркивал, что «Пакистан не имеет совершенно ничего общего ни с Китаем, ни с Тибетом», однако захочет воспользоваться ухудшением индийско-китайских отношений в своих интересах. И здесь он был согласен с мнением В. Пателя: такое развитие событий создало бы угрозу безопасности Индии с двух флангов.

И еще одно соображение в