Декабристы и их время

Цели движения декабристов отражали основные исторические задачи, возникновение в развитии России того времени. Движение декабристов выросло на почве русской действительности. Не увлечение западноевропейской передовой философией, не заграничные военный походы, не примеры западноевропейских революций породили движение декабристов, его породило историческое развитие их страны, объективные исторические задачи в русском историческом процессе. Декабристы постепенно осознали борьбу с крепостным правом и самодержавием как главную цель своей деятельности. Они постепенно формировали свои взгляды, вникая в жизнь помещичьих крепостных имений, которую с детства хорошо знали, в события Отечественной войны 1812 г., на полях которой они проливали кровь, защищая Родину от вторгнувшегося Наполеона, в заграничных походах, освобождавших Европу, где они воочию увидели “войну народов и царей”, борьбу против феодального угнетения.

Все это помогало декабристам осознать, понять выросшие в российской действительности исторические задачи, загореться страстным желанием освободить Родину от крепостного угнетения и уничтожить самодержавие, открыть дорогу новому общественному строю.

Объективно движение декабристов порождено кризисом феодально-крепостной общественной формации и уходит своими корнями в ведущий процесс эпохи – разложение стареющего, исчерпавшего себя феодально-крепостного строя и возникновения новых, в то время прогрессивных, - капиталистических отношений. Задачи сокрушения крепостничества и самодержавия были кровными для России того времени: от их разрешения зависело, двинется ли страна вперед или затормозится в старых, изживших себя формах социального строя.

Крепостное право и самодержавие было тормозом развития страны. Но не слабая и не хилая страна стонала под гнетом устаревшего феодализма, а сильный и полный огромных творческих возможностей народ бился в его путах.

Еще в XVIII в. в недрах феодально-крепостной России подспудно, в стесненных и затруднительных условиях развивался капиталистический уклад. Еще отчетливее это выявилось в начале XIX в. Страна производила все большее количество жизненных благ, и производила их во все более значительной доле по-новому. В России шло развитие производительных сил: развивались предприятия, приближавшиеся к капиталистическому типу, рос вольнонаемный труд, увеличивалось число промышленных рабочих, умножалось количество городов и возрастало городское население. Ширился внутренний рынок, требуя все большее количество продуктов питания и промышленных изделий. Росло разделение труда. Но старые, феодально-крепостные общественные отношения мешали развитию страны. Ростки нового мощно пробивались сквозь толщу устарелого строя, надламывая кору старых общественных форм, стеснявших развитие. Разложение старого освобождало элементы нового.

Наряду с медленной и замкнутой жизнью помещичь­его имения, где крепостной крестьянин десятилетиями сидел на месте и пахал на барина одно и то же поле, все чаще возникали новые формы жизни. Росло число про­мышленных рабочих. В 1804 г. их было 95,2 тыс. чело­век, а в 1825 г. стало 210,5 тыс. Число вольнонаемных рабочих было в начале века немногим более 60 тыс. че­ловек, а в 1825 г. их уже стало более 114 тыс. Оброч­ные крестьяне также уходили в города на заработок и увеличивали количество городского населения. Тысячи людей приходили в Петербург и Москву в поисках рабо­ты. Тянулись они в портовые города — Ригу, Одессу, Ар­хангельск, Астрахань — и к пристаням городов, располо­женных по берегам больших русских судоходных, рек. В одной Москве накануне вторжения Наполеона числи­лись 464 “фабрики и мануфактуры”. Когда перед войной 1812 г. полицмейстер подсчитывал число московских жи­телей и распределял результаты своего подсчета по со­словиям, то большая часть населения не вместилась в сословные рамки. Полицмейстер насчитал в Москве 9 ты­сяч дворян, 19 тысяч купцов, 18 тысяч мещан, 47 ты­сяч дворовых люден, и свыше 96 тысяч московских жи­телей было зачислено в рубрику “прочих”: уж очень сложно было для полицмейстера распределять по сослов­ным рубрикам всю эту массу нестрого, преимущественно трудового и частью пришлого люда.

Росла хозяйственная специализация отдельных райо­нов страны: уже отчетливо выделялись промышленные районы около Петербурга и Москвы и обширные сель­скохозяйственные районы на Украине и в Поволжье. По вычислению тогдашнего известного статистика Арсеньева, обороты внутреннего рынка составляли 900 тыс. рублей в год, эта цифра явно говорит о растущем разделении труда. Значительно выросли и мелкие крестьянские про­мыслы. Старый центр крестьянской ткацкой промышлен­ности село Иванове Владимирской губернии и славивше­еся своими металлическими изделиями село Павлове (шереметевская вотчина в Нижегородской губернии) превра­тились в довольно значительные промышленные центры. Произошли изменения и в барском имении. Несмотря на косную и застойную жизнь, помещики увеличивали про­изводство хлеба на продажу. “Те землепашцы, которые ничего не продают, но сами покупают на торгах хлеб для прокормления себя, должны почитаться бесполезны­ми членами общества”, — писал издававшийся в те годы “Земледельческий журнал”. Это —новый взгляд на тор­говлю хлебом.

Самодержавно-крепостной строй сковывал производи­тельные силы страны, тормозил их дальнейшее развитие. Новые явления жизни вступали в резкое противоречие с устарелыми общественными формами. Прикрепленный к земле крестьянин был собственностью помещика. Основ­ного производителя жизненных благ — крепостного крестьянина, крепостного рабочего — помещик мот ку­пить, продать, выменять на собаку, при случае проиграть в карты. Крестьянин не смел уйти в город на заработки без разрешения барина. Барин мог всегда отозвать с фаб­рики в деревню своего оброчного мужика, нанявшегося на фабрику, и тем нанести урон фабричному производ­ству. Заработок такого оброчного крестьянина, нанявше­гося на работу, и значительной доле шел в карман к барину-помещику в виде оброка. Крестьяне-предпринима­тели в селе Иванове или Павлове сами были крепостны­ми, хотя у них на предприятиях работали сотни наемных рабочих. Барии мог в любое время предъявить права на фабрику, принадлежащую его крепостному. Если такой крестьянин-фабрикант и выкупался на волю, его фабри­ка оставалась во владении барина. Все было подчинено интересам дворянского сословия, сидевшего на крестьян­ской шее. Дворянин считался благородным от рожде­ния — ему было законом присвоено право владеть кре­постными крестьянами и землей. На страже его интере­сов стояло самодержавие.

Разложение крепостного хозяйства под влиянием раз­вития капиталистических отношений явилось той почвой, на которой росло и развивалось стихийное крестьянское движение против крепостного права. Крестьянин хотел хозяйствовать самостоятельно, без барина, а помещик все сильнее давил на него, увеличивал барщину и оброк, при­спосабливаясь к растущим требованиям рынка.

Стремясь получить больше хлеба-товара, помещик шел в наступление и на крестьянскую землю: он сокращал крестьянскую запашку, расширял барскую, переводил крестьян на месячину, делал их дворовыми, отбиралихземлю. Росло обезземеливание крестьянства, многие деревни нищали. Помещик сам подрубал сук, на котором сидел: наличие у крестьян земельного надела было существенным условием крепостного хозяйства. Крестьяне протестовали против усилившегося помещичьего гнета и стремились стать на путь самостоятельного, не стесненно­го барином хозяйства.

При самодержавии народ не принимал никакого уча­стия в управлении страной: царизм осуществлял бесконт­рольную власть над Россией. Люди были неравны перед законом: одни сословия были привилегированными, дру­гие угнетенными. Суд был сословным: один суд — для дворян, другой — для купцов, третий — для крестьян. Для крестьян он даже и не назывался судом, а официально именовался “расправой”. По выражению русского рево­люционного писателя Радищева, “крестьянин в законе мертв”: царское законодательство служило на пользу по­мещику для угнетения крестьян и вообще трудового люда.

Все более и более сказывались противоречия между развитием производительных сил и феодально-крепостническим строем.

Необходимость замены старого общественного строя новым ощущалась тем отчетливее, чем яснее выявлялась огромная мощь страны, ее необъятные силы. Народ, героически за­щищавший свою Родину от Наполеона, надеялся получить освобождение от крепостного права. Но его надежды были напрасны.

“Мы проливали кровь,— говорили солдаты, вернув­шись с войны 1812 г.,— а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили Родину от тирана, а нас опять тиранят господа”. Солдаты, побывав за границей во вре­мя походов 1813—1815 гг., сами воочию увидели стра­ны, где не было крепостного права, и, вернувшись домой, только и толковали об этом.

Направление удара, который наносился Наполеону европейскими народами и европейскими правительствами, было общим и для правительств, и для народов. Однако ближайшая и временно общая цель не означала единства целей конечных. Народы, с одной стороны, и царские и королевские правительства — с другой, боролись во имя разных конечных целей. Народы жаждали освобождения от фео­дального гнета и надеялись получить свободу после войны. Цари, короли и дворяне европейских стран стремились к другому — восстановить после войны старые феодально-крепостные порядки. Поэтому после наполеоновских войн особенно остро проявилось столкновение интересов наро­дов с абсолютистскими правительствами. По словам поэта-декабриста, начиналась “война народов и царей”...

В этих условиях после наполеоновских войн и сложи­лась европейская революционная ситуация 1818— 1819 гг. В 1820 г. она начала перерастать в револю­цию — первый взрыв ее имел место в Испании, за ним последовали Португалия, Неаполь, Пьемонт, Греция... В России тех лет также складывалась революционная ситуация, но она не вызрела до конца — и в этом глубо­кая подоснова неудачи восстания декабристов. Однако исторические условия в России развивались в том же на­правлении, что и на Западе. Царское правительство, встре­воженное создавшейся обстановкой, проявляло явную нер­возность. Аракчеевщина — система безудержного крепост­ничества, произвола и гнета — воцарилась в стране. Но тому же Аракчееву Александр I поручал подготовить про­ект освобождения крестьян от крепостного права, чтобы прикинуть на всякий случай, что могло бы выйти из это­го. Царь бросался из стороны в сторону, чувствуя, что почва начинает колебаться под его ногами. В 1815 г. Александр был вынужден дать Польше урезанную кон­ституцию, а в 1818 г. в речи при открытии варшавского сейма публично обещать конституцию всей России. Обе­щать — и, конечно, не исполнить.

Между тем крестьянские выступления учащались, по­ложение становилось все более напряженным. В струю разрозненных крестьянских восстаний в 1819 г. Влились восстания военных поселений и невиданные по размаху донские волнения в 1818—1820 гг. В 1820 г. царское правительство с ужасом увидело уже в самой столице, в Петербурге, волнение гвардейского Семеновского полка. Полк выступил без офицеров: волновалась солдатская масса. Общественное недовольство усиливалось.

Одержав победу в войне народной силой, царское пра­вительство не замедлило показать свое истинное лицо - угнетение народа стало еще тяжелее. Помещики свирепствовали над крестьянами, и новые царские законы под­держивали их власть. Крепостной гнет усилился и в ар­мии. По всей стране, от Петербурга до Украины включи­тельно, по приказу Александра I были созданы военные поселения — худшая форма военно-крепостного гнета. В военных поселениях все мужское население, даже шести-семилетние дети, должно было носить неудобную военную форму и подчиняться жестокому палочному воен­ному режиму. Солдаты-крестьяне должны были занимать­ся военным учением и одновременно обрабатывать землю, сами содержать себя, добывая трудом продукты питания. Торговать им запрещалось. Царское правительство дума­ло таким образом добиться экономии средств — пусть солдат сам себя кормит. По барабанному сигналу крестья­не в военной форме шли пахать, по барабанному сигналу от пахоты шли на военное учение. Вся жизнь в военных поселениях была подчинена строгим правилам, за их на­рушение виновных подвергали жестоким телесным наказаниям. Крестьянку, которая зажгла в избе огонь после 10 часов вечера, подвергали порке. Жизнь в военных по­селениях была каторгой.

Крестьяне в военных поселениях восставали, требуя их отмены. Но царское правительство настаивало на сво­ем: “Военные поселения будут, хотя бы пришлось уло­жить трупами дорогу от Петербурга до Чудова”,— сказал Александр I.

Александр I все время ездил за границу для участия в конгрессах европейских держав, подавлявших по всей Европе революционное движение. Россией в его отсутствие правил жесточайший крепостник Аракчеев, началь­ник военных поселений. “Аракчеев господин всю Россию погубил, добрых людей прослезил”,—пелось о Нем в на­родной песне. “Всей России притеснитель”,— сказал о нем Пушкин. Тяжелая аракчеевская военно-бюрократическая машина подавляла все живое. Шли жесточайшие распра­вы с крестьянским движением. Тяжело обрушилась аракчеевщина и на свободную мысль, на университеты. Пере­довых профессоров снимали с должностей и предавали суду за вольнодумство. В основу всех наук приказано было положить священное писание. Ученость без веры в бога признавалась “не токмо не нужной, но и вредной”. Даже математику потребовали преподавать на религиоз­ный манер.

Крепостное право и самодержавие задерживали раз­витие России. Ликвидация крепостного права и самодер­жавия — таковы были очередные исторические задачи, вставшие перед Россией.


Формирование мировоззрения Декабристов

Большинство будущих декабристов родилось на рубеже нового столетия: или в последнее десятилетие XVIII в., или в первые годы XIX в.

Все декабристы (исключения крайне редки) были по происхождению дворянами, принадлежали к привилегиро­ванному сословию тогдашней крепостной России. Множе­ство разнообразных явлений русской жизни с детства про­текло через их сознание, было воспринято ими: жизнь барской усадьбы, дворянского имения, первоначальное до­машнее обучение, поступление в учебное заведение.

Много первостепенных по значению политических со­бытий прошло через их сознание. В детстве они слыша­ли разговоры о воцарении нового императора — Алексан­дра I; до них доходили смутные разговоры о том, что его отца — императора Павла I — задушили во время двор­цового переворота, называли имена участников заговора. Детьми или подростками они узнали о первых войнах России с Наполеоном: на эти войны уходили из дома их отцы и старшие братья. Декабристы выросли в России, и мировоззрение их складывалось на основе размышлений над судьбой Родины. Именно Россия была в центре этого слагавшегося юношеского мировоззрения.

Они росли большей частью в обеспеченных дворян­ских семьях, где могли постоянно наблюдать резкую разницу между положением помещика и крестьянина, ба­рина и дворового человека.

Одни из них учились в Московском университете, дру­гие — в Московской школе колонновожатых (будущей Академии Генерального штаба), третьи — в Царскосель­ском лицее. Даже привилегированные учебные заведения были затронуты, как говорили сами декабристы, “духом времени”. Сомнение в справедливости самодержавного строя рано пробудилось в молодых умах.

Дворянство жило широкой и веселой жизнью. В Москве в день бывало по несколько десятков балов, сияли огнями великолепные особняки и дворцы, а рядом в бед­ных домишках и лачугах ютились мещане и трудовая бед­нота. В учебнике естественного права студенты, готовясь к экзамену, читали: “Законы должны быть для всех граждан одинаковы”. Противоречие между передовой мыслью и русской действительностью бросалось в глаза: в России законы не были одинаковы для всех граж­дан. Юношеская мысль от наблюдений русской действительности устремлялась к книге, а от книги — опять к рус­ской действительности.

Потихоньку; из рук в руки, студенты передавали за­прещенную книгу великого русского писателя XVIII в, А. П. Радищева “Путешествие из Петербурга и Москву”. За эту книгу императрица Екатерина II бросила Радищева в тюрьму. Человек “родится в мир равен во всем дру­гому”, говорилось в этой книге. Жестокие картины кре­постного права и самодержавия, которые возмущали душу Радищева, разительно совпадали с действительностью, окружавшей юношей.

В дневнике Николая Тургенева чувствуются первые проблески критики самодержавного строя. “В Сенате много дураков”,— записывает он однажды.

Но, конечно, дело не ограничивалось чтением запре­щенных русских книг. С Запада более свободно проника­ли — еще в библиотеки дедов и отцов — произведения философов-просветителей. Особенно часто попадали в руки передовой молодежи книги французских корифеев вольнолюбия — Вольтера, Руссо, Дидро, Даламбера, Монтескье...

Будущие декабристы — Владимир Раевский и Г.С. Батеньков, подружившиеся еще во время учения в кадет­ском корпусе, проводили целые вечера в “патриотических мечтаниях”; юные друзья впервые осмелились “говорить о царе, яко о человеке, и осуждать поступки с нами це­саревича”. Они даже поклялись, “когда возмужаем, при­вести идеи наши в действо”. Как видим, мысль о каком-то действии против несправедливого строя стала бродить в юных умах еще накануне войны 1812 г.

В той же Москве около 1811 г. образовалось среди будущих декабристов “юношеское собратство”, члены которого, увлеченные идеями “Общественного договора” Рус­со, решили поехать на Сахалин и “составить новую рес­публику”. Для этого уже были “сочинены законы” и даже придумана особая одежда новых социальных рефор­маторов: синие шаровары, куртка, пояс с кинжалом, а на груди “две параллельные линии из меди в знак равенства”. Среди этих фантазий весть о том, что Напо­леон перешел границы России, поразила всех, как громом. Началась “гроза двенадцатого года”.

В ту эпоху дворяне могли по собственному желанию служить или не служить на военной службе. Доброволь­ность военной службы была их привилегией. Будущие де­кабристы были охвачены патриотическим порывом — именно это и привело их в ряды защитников Родины. “В 1812 году не имел я образа мыслей, кроме пламен­ной любви к Отечеству”, — писал декабрист Никита Му­равьев.

Подавляющее большинство будущих членов тайной организации оказалось в армии и стало участниками зна­менитых сражений. “В 1812 году употреблен был при 1-й Западной армии и находился в сражениях 4 и 5 ав­густа при г. Смоленске, того же августа 24 и 26-го чисел при селе Бородине... при взятии города Вереи сентября 29-го, октября 11-го при Малоярославце...” — гласит служебный формуляр декабриста Михаила Орлова. И та­кие формуляры типичны для многих его товарищей. Война 1812 г. разбудила их политическое сознание, патрио­тический порыв закалил его. “Мы были дети 1812 года”, — говорил декабрист Матвей Муравьев-Апостол.

Побывав в странах, где не было крепостного права и где существовали конституционные учреждения, буду­щие декабристы получили немало материала для размыш­лений.

Общественное оживление тех лет было чрезвычай­ным. В Европе в те годы складывалась революционная ситуация. Во время борьбы с Наполеоном короли и импе­раторы обещали реформы, новую жизнь своим наро­дам — участникам борьбы. Но одержав победу, они не захотели платить по векселям. “Не в одной России — во всех государствах Европы народ был разочарован и обма­нут” — писал один из современников.

Как и в других странах, в России народные массы также стремились к освобождению от крепостного гнета. Росла борьба между европейскими правительствами и на­родами, т. е. процесс борьбы против феодального строя. В атмосфере этой борьбы и выросли декабристы.

Россия была охвачена брожением. Защитники старого и сторонники нового все отчетливее делились на два ла­геря.

Декабристы не были горсткой беспочвенных мечтате­лей, оторванных от общества своего времени. Такое представление было бы крайне неверным. Декабристы были наиболее ярким проявлением общего процесса, их замыслы были понятны не им одним - около них был широкий круг сочувствующих. Глубоко, и верно определил этот процесс один из главных деятелей движения — Сергей Муравьев-Апостол: “Распространение... революционных мнений в государст­ве следовало обыкновенному и естественному порядку ве­щей, ибо если возбранить нельзя, чтобы общество не имело влияния на сие распространение, справедливо так­же и то, что если б мнения сии не существовали в Рос­сии до рождения общества, оно не только но родилось бы, но и родившись не могло, бы ни укрепиться, ни разрастись”.

Историческая действительность подсказывала декаб­ристам способы борьбы, заставляла задумываться над ре­волюцией. Общую возбужденную атмосферу времени, их воспитавшего, прекрасно, ярко и точно охарактеризовал один из самых выдающихся декабристов — Павел Ивано­вич Пестель. Он писал об этом так: “Происшествия 1812, 1813, 1814 и 1815 годов, равно как и предшествовавших и последовавших времен, показали столько престолов низверженных, столько других постановленных, столько царств уничтоженных, столько новых учрежденных, столь­ко царей изгнанных, столько возвратившихся или приз­ванных и столько опять изгнанных, столько революций совершенных, столько переворотов произведенных, что все сии происшествия ознакомили умы с революциями, с воз­можностями и удобностями оные производить. К тому же имеет каждый век свою отличительную черту. Нынешний ознаменовывается революционными мыслями. От одного конца Европы до другого видно везде одно и то же, от Португалии до России, не исключая ни единого государ­ства, даже Англии и Турции, сих двух противоположностей. То же самое зрелище представляет и вся Америка. Дух преобразования заставляет, так сказать, везде умы клокотать... Вот причины, полагаю я, которые породили революционные мысли и правила и укоренили оные в умах”(1).

Ранние преддекабристские организации

Созданию тайного общества декабристов предшествовало образование тесных товарищеских групп, в которых мож­но было постоянно обмениваться мыслями, обсуждать волнующие вопросы. Самый воздух эпохи содействовал возникновению тесных идейных связей. В насыщенной вольнолюбивыми идеями атмосфере глубоко дышалось после “грозы двенадцатого года”. Все звало к концент­рации сил и принятию практических решений, а стало быть — к организации, к сплочению единомышленников.

Первому тайному обществу декабристов предшествовало создание нескольких более ранних организаций. Все они послужили школой будущего движения, его не­посредственной предпосылкой. После войны 1812 г. воз­никают четыре ранние преддекабристские организации: две офицерские артели — одна в Семеновском полку, дру­гая среди офицеров Главного штаба (“Священная ар­тель”), Каменец-Подольский кружок Владимира Раевско­го и “Орден русских рыцарей” Михаила Орлова и Матвея Дмитриева-Мамонова. Начатки объединений возникали не случайно и не сами по себе, а в широкой среде общественного брожения.

Создание офицерской артели в гвардейском полку было, вообще говоря, делом обычным: хозяйственные пол­ковые артели вырастали из общих экономических инте­ресов офицерства, а режим полковой жизни в условиях мирного времени легко соединял офицеров в коллектив с общим распорядком дня и одинаковыми жизненными по­требностями. Новым было присоединение к этим обыч­ным формам полковой жизни общения идейного характе­ра и возникновение признаков политического объедине­ния, тревожившего бдительное начальство.

О Семеновской артели свидетельствует декабрист И.Д. Якушкин, один из ее основателей. Она сложилась в гвардейском Семеновском полку вскоре после оконча­ния войны в 1814 г., когда гвардия из Парижа вернулась в Петербург. В артель входило, по воспоминаниям И. Д. Якушкина, человек 15 или 20 се­меновских офицеров, которым по обязанности службы приходилось проводить целый день в полку”.

Но “через несколько месяцев” после возникновения артели Александр I приказал полковому командиру “пре­кратить артель в Семеновском полку”, сказав при этом, что “такого рода сборища офицеров ему очень не нра­вятся”.

Офицерскую “Священную артель” основал офицер Генерального штаба Александр Муравьев, будущий ос­нователь тайного общества декабристов.

Общество (“Орден”) русских рыцарей основано в 1814 г. по замыслу молодого генерал-майора, участни­ка Отечественной войны Михаила Орлова. Первым прим­кнувшим к нему участником был богатый граф Матвей Дмитриев-Мамонов, страстный патриот, предложивший в начале войны 1812 г. на собственные средства образо­вать новый кавалерийский полк. К “Ордену” были причастны племянник знаменитого русского просветителя Н.И. Новикова — Михаил Новиков, поэт-партизан Денис Давыдов, будущий декабрист Николай Тургенев. Набро­санные рукой Михаила Орлова “Пункты преподаваемого по внутреннем Ордене учения” содержат конституцион­ный проект довольно аристократического содержания.

Сторонники нового, борцы против обветшавшего фео­дально-крепостного строя постепенно стягиваются к од­ному полюсу. Против них начинает объединять свои силы лагерь защитников старого косного порядка. Процесс по­ляризации двух лагерей протекал интенсивно. Человек, примкнувший к сторонникам нового, по-новому осозна­вал себя и свою роль в истории. Защита Родины, заграничные походы, участие в освобождении европейских на­родов воспитали в нем и новое понятие чести. Оно состоя­ло прежде всего в новом требовании к самому себе: быть деятельным участником исторических событий, быть пре­образователем угнетенной Родины.

В спорах и кипении мысли протекали дни, заполнен­ные в то же время военной службой.

Служить в армии — стало означать подчиняться аракчеевским клевретам или самому становиться аракчеевцем. Новое понимание чести с презрением отвергало приспособление к реакционному строю и тупую фронтоманию. Жить надо иначе. Перед передовым человеком ка­нуна 20-х годов встает свое “что делать?”.

Яркой отличительной чертой все отчетливее формиро­вавшегося и численно возраставшего передового лагеря была любовь к Отечеству, и не просто любовь, а, по вы­ражению декабристов, “пламенная любовь к Отечеству”. Она была истинной, а не ложной или внешней любовью, ибо она побуждала стремиться к глубокому преобразова­нию родной страны в духе очередных задач, выросших из глубины ее исторического процесса. Формирующееся революционное мировоззрение звало к действию. По словам декабриста Оболенского, молодые новаторы хотели увидеть “новую эпоху народную любимого ими Отече­ства”, хотели действовать во имя блага родной страны, потому что были “истинными и верными сынами Отечества”.

Союз спасения, или общество истинных и верных сынов Отечества.

Тайное общество декабристов родилось в 1816 г. в Пе­тербурге. Его первым названием было Союз спасения. Россию надо было спасать, она стояла на краю пропа­сти — так думали члены возникшего общества. Когда об­щество оформилось и разработало свой устав (главный автор его—Пестель), оно получило название Общества истинных и верных сынов Отечества.

Первое время целью тайного общества было только ос­вобождение крестьян от крепостной зависимости. Но очень скоро к этой цели присоединилась и вторая: борьба с самодержавием, с абсолютизмом. На первом этапе она вылилась в требование конституционной монархии. Пер­вое общество было малочисленно — оно состояло из трех десятков членов, главным образом молодых гвардейских офицеров. Все они были чаще всего старые знакомые, чья дружба окрепла еще в грозные дни 1812 г. и во время заграничных походов.

Кто же были эти люди — основатели и первые члены декабристского общества? О них надо сказать несколько слов: большинство из них пройдут через всю историю де­кабристов, вплоть до восстания 1825 г.

Основателем тайного общества декабристов был 24-летний полковник генерального штаба Александр Николаевич Муравьев. Он был старшим сыном известного ученого и военного деятеля генерал-майора Н.Н. Муравь­ева, известного математика и агронома, основателя учи­лища колонновожатых (будущей Академии Генерального штаба). Семья Муравьевых была одним из культурней­ших очагов своего времени. Хотя Муравьевы были дво­рянами и владели поместьями, их большая семья была стеснена в средствах. Все имение отца состояло из 140 душ. Отец с трудом дал детям хорошее образование и предупредил сыновей, что далее они должны рассчиты­вать только на свои силы, не надеясь на его помощь. По­этому жизнь братьев Муравьевых была почти что бедной, они, по собственному выражению, “терпели много нуж­ды”. Молодой офицер рано стал жить умственными интересами и мечтал о том, чтобы “ук­лониться от пустых и суетных светских бесед и пристать к такому обществу, которое поощрило бы к самопознанию, занятиям серьезным и общечеловеческим чувствам и мы­слям”. Сначала Александр Муравьев (еще до войны 1812 г.) стал масоном, затем, как мы знаем, объединил вокруг себя офицерский товарищеский кружок — “Свя­щенную артель”.

Князь Сергеи Петрович Трубецкой, бывший ранее по­ручиком Семеновского полка, а затем, в момент основа­ния общества, старшим офицером Генерального штаба, получил широкое и разностороннее образование, слушал лекции в Московском университете. Он показывал на следствии, что сначала “более прилежал к математике”, а после войны 1812 г. “старался усовершенствоваться в познании истории, законодательства и вообще политиче­ского состояние европейских государств”, занимался так­же естественными науками, и “особенно химией”, слушал специальные лекционные курсы, посвященные российской статистике и политической экономии. Сергей Трубецкой принимал деятельное участие на каждом этапе тайного общества. Однако он мало участвовал в творчестве идей, чаще всего брал на себя организационную работу. Он был крайне осторожен, боялся смелой мысли, массовое народное движение особо пугало его, а предположение, что кто-нибудь сочтет его “Маратом” или “Робеспьером”, приводило его в ужас. Колебания и нерешительность были характерны для его поведения. Начиная с первой де­кабристской организации он боролся с радикальным те­чением; в дальнейшем он “увенчает” эту борьбу своей неявкой на площадь восстания в день 14 декабря 1825 г.

Подпоручик Генерального штаба Никита Муравьев вы­рос в богатой, обеспеченной и культурной дворянской семье. Его отец М.Н. Муравьев был близок к екатери­нинскому двору, как воспитатель великих князей Алек­сандра и Константина. По воцарении своего ученика — Александра I — он вскоре стал товарищем министра на­родного просвещения и попечителем Московского универ­ситета. Никита Муравьев получил тщательное и разностороннее образование, прекрасно знал историю, стал ра­но интересоваться литературой, хорошо изучил пять евро­пейских языков, владел древними языками — латинским и греческим.

Муравьев был студентом Московского университета, где одновременно с ним учились будущий автор “Горя от ума” Грибоедов и целая плеяда будущих товарищей его по тайному обществу. Как только началась война 1812 г., охваченный патриотическим порывом Никита Муравьев стал рваться на военную службу, но мать не пускала на войну 17-летнего сына. Тогда юноша тайно бежал из дома, захватив с собой карту местности и спи­сок наполеоновских маршалов. Муравьев принял участие в заграничных походах, побывал в Париже, познакомился с общественными деятелями того времени. К мо­менту организации тайного общества он был полон пре­образовательных стремлений и в первые годы истории декабристского движения шел в русле радикального те­чения.

Подпоручику лейб-гвардии Семеновского полка Мат­вею Муравьеву-Апостолу было 22 года в момент основания общества, а брату его Сергею, поручику того же пол­ка,— всего 19 лет.

Братья, Муравьевы-Апостолы, родившиеся в богатой дворянской семье, были детьми русского посланника в Испании и воспитывались в Париже. Мать скрывала от сыновей, что в России су­ществует крепостное право, и оба подростка были потря­сены, когда узнали о нем, приехав в Россию. Они вырос­ли страстными русскими патриотами и мечтали послужить Родине. Оба прошли через войну 1812 г. и заграничные походы. Особенно выделялся Сергей Муравьев-Апостол, богато одаренный, живой, рвавшийся к деятельности, привлекавший к себе сердца товарищей.

Имя двадцатилетнего подпоручика лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Дмитриевича Якушкина замыкает шестерку инициаторов — первых членов и основателей тайного общества. Якушкин происходил из бедной семьи разорившихся смоленских дворян. Обедневшие Якушкины несколько лет прожили из милости в дворянской семье Лыкошиных — друзей Грибоедова. Еще подростком Якушкин познакомился с будущим автором комедии “Горе от ума”, а затем учился вместе с Грибоедовым в Москов­ском университете. У Якушкина рано развились философ­ские интересы, на почве которых он сблизился с другом Пушкина и Грибоедова — П. Я. Чаадаевым. Якушкин также был участником войны 1812 г., Бородинской битвы, заграничных походов. Он был человеком строгого морального облика, требовательным к себе, с высокими умственными запросами.

Вскоре после основания общества в его члены был принят Михаил Николаевич Новиков, племянник знаме­нитого просветителя XVIII в. Бывший военный, участник войны 1812 г., Новиков к моменту вступления в общество был штатским человеком, служил в департаменте Мини­стерства юстиции. Он был много старше других декабри­стов по возрасту: в момент вступления в обществе” ему было 40 лет. По убеждениям он был республиканцем. Но­виков принял в тайное общество одного из самых выдаю­щихся декабристов — Павла Ивановича Пестеля.

Пестель был сыном сибирского генерал-губернатора. Отец его был впоследствии обвинен в злоупотреблениях по службе, лишился должности и пенсии, жил очень стесненно. Но еще до этих событий отец отправил сына за границу для получения образования, которое Пестель закончил в России в Пажеском корпусе, поражая свои­ми знаниями преподавателей, обратив на себя внимание и самого Александра I, присутствовавшего на выпускном экзамене. Первые проблески вольнодумства зародились у него уже в это время. Участник войны 1812 г., тяжело раненный в ногу во время Бородинской битвы, юный Пестель получил награду — золотое оружие — из рук Кутузова. Он принял участие в заграничных походах и глубоко задумался над смыслом революции в эпоху ре­ставрации Бурбонов (1814—1815).

В момент вступления в общество Пестель числился в гвардейском кавалергардском полку и был адъютантом графа Витгенштейна. В то же время он жадно учился, слушал лекции передовых профессоров и невероятно много читал — товарищи всегда вспоминали его окруженным книгами. Исключительная одаренность соединялась у Пестеля с яркой волевой натурой и крупным организа­торским талантом. Друзья вспоминали потом выдающееся ораторское дарование Пестеля: сила его аргументов была неотразима.

Таковы были первые члены молодого тайного об­щества.

Решено было прежде всего написать устав, или “ста­тут”, тайного общества. Для “успешного действия нужен порядок и формы”,— справедливо полагал Сергей Трубец­кой. Для написания устава избрали комиссию в составе Пестеля, Трубецкого, Ильи Долгорукова и Шаховского; последний был секретарем комиссии, но вся основная ра­бота пала на Пестеля — он более всех поработал над пер­овым декабристским уставом.

Устав первого общества декабристов не дошел до нас: сами декабристы сожгли его, когда в 1818 г. преобразовали свое общество. Но из многочислен­ных свидетельств участников мы можем составить себе представление о его содержании. Торжественное введение, написанное Ильей Долгоруковым, по-видимому, объясняло общую цель тайного Общества истинных и верных сынов Отечества — “подвизаться на пользу общую всеми сила­ми” во имя блага Родины. Для этого ну

Подобные работы:

Актуально: