Варанаси – город тысячи храмов

Реферат Валеева Марата Рамильевича

Московская Государственная Академия Приборостроения и Информатики

Москва 1998 г.

В Варанаси(1) приехали рано утром. Еще по дороге мы видели множество людей, двигавшихся по обочинам дороги. Лица и одежда их были покрыты пылью. Каждый держал в руках небольшой узелок с пищей. Старики опирались на длинные палки. Это были паломники. Они держали путь к Гангу. Некоторые, чтобы добраться сюда, проделали огромный путь, порой в несколько сот километров, но на усталых лицах светилась радость: последнее усилие — и они в заветном городе, священном Варанаси. Никто не считал, сколько пилигримов посещает город, но все единодушно сходятся на цифре в несколько миллионов в год.

Такое число не покажется преувеличенным, если принять во внимание, что каждый уважающий себя индус считает обязательным, хотя бы раз в жизни, посетить священный город. Человеку зажиточному это сделать легче, современный транспорт доставит его сюда из любого конца страны самое большее за двое суток. Бедняку сложнее, но и он, отрывая по крохам от своих и без того скудных заработков, рано или поздно добирается до города. Многие бредут сюда умирать: ведь индуистская религия считает, что нет более высокого блаженства, чем отдать богу душу здесь на заветной земле и, превратись в пепел, исчезнуть в водах Ганга.

Прежде чем попасть в Варанаси, мы остановились в Моголсарае, маленьком, но шумном городке — родине покойного премьер-министра Индии Лал Бахадура Шастри. Сюда прибывают поезда с востока страны. Городок расположен против Варанаси на другом берегу реки.

Машина катила по дороге, обсаженной большими тенистыми деревьями. И через некоторое время мы ехали по длинному мосту, перекинутому через Ганг. Отсюда хорошо был виден весь Варанаси. Солнце играло на золотых куполах и башнях храмов, столпившихся у самого берега. Казалось, в городе не было улиц: так плотно стояли дома друг к другу.

Сколько лет городу, никто точно не знает, во всяком случае три тысячи лет назад он уже существовал. Первое исторически отчетливое упоминание о нем можно встретить в записях китайских пилигримов Фа Сяня и Сюань Цзана. Первый посетил Индию в V столетии, а второй — на 250 лет позднее. Во всяком случае в то время, когда Будда прибыл в Сарнатх (близ Варанаси), чтобы произнести свою первую проповедь, город уже был крупным научным и религиозным центром. Старинные буддийские записи донесли до нас сведения, что Варанаси славился дворцами и павильонами, в которых проводились философские и религиозные дискуссии.

В конце XII столетия, когда первый мусульманский правитель воцарился в Дели, для города наступили черные дни. Варанаси много раз грабили, а храмы разрушали. До наших дней сохранилось только несколько древних храмов.

Но город мало изменился за последние столетия. Стал другим лишь транспорт. Если в прежние времена и богатый и бедный шли сюда пешком, тратили порой годы, чтобы добраться до города, то теперь к услугам состоятельных людей и поезда, и машины, и самолеты. Но как бы там ни было, жизнь города, как и раньше, определяют сотни тысяч паломников — индуистов и даже буддистов.

Для паломников построены постоялые дворы, так называемые дхармашалы, в которых господствует аскетический дух, вполне соответствующий той плате, которую можно взять с малоимущего. Впрочем, паломники и не претендуют на большие удобства, ведь они приехали сюда не затем, чтобы отдыхать и развлекаться, а молиться.

Более доходную статью для местных предпринимателей представляют иностранные туристы, которых здесь очень много. В любой туристический маршрут по стране обязательно входит посещение Варанаси. Для иностранцев построены великолепные отели, удовлетворяющие самым прихотливым требованиям.

Так как мы не были паломниками, а приехали сюда работать, нас отвезли в Кларк отель, где мы и встретились с Мишрой, который должен был сопровождать нас.

Приветливо поздоровавшись, он провел нас на веранду отеля, стену которого украшала большая фотография жены американского президента Жаклин Кеннеди с ее автографом.

— Вы будете жить в номере, где останавливалась мадам Кеннеди,— торжественно обрадовал нас Мишра и, удовлетворенно погладив свои капуровские усики, провел в большую комнату, устланную огромным мягким ковром. И пусть жена президента пробыла здесь какие-то три часа, этот факт не остался без внимания хозяев отеля и широко использовался для привлечения туристов. Реклама — двигатель торговли, это отлично усвоили индийские коммерсанты.

Если бы мы были любителями сувениров, нам следовало бы захватить из гостиницы или графин, из которого она, возможно, пила воду, или отломать спинку от стула на котором, весьма вероятно, она сидела. Но лавры коллекционеров сувениров нас не устраивали, и мы восприняли информацию Мишры довольно спокойно, чем привели его в некоторое замешательство. Впрочем, он не склонен был долго сердиться на наше невнимание к столь выдающемуся событию. Он предложил нам отдохнуть, а завтра обещал показать такое, чего не увидишь ни в одном городе мира: повезти к месту массового паломничества на берег Ганга.

Был конец октября, начало самого хорошего времени года в Индии. И город был похож на растревоженный муравейник, толпы людей двигались в самых различных направлениях. К отелю беспрерывно подъезжали все но- -вые и новые машины с туристами.

По двору отеля водили слона. На его спине красовалось сооружение, напоминавшее сдвоенную садовую скамейку. Старые американцы (молодых представителей этой нации редко увидишь путешествующими) поочередно забирались на слона и позировали перед аппаратами. Тут же рядом расположились укротители змей. Наступило горячее время туризма. Летняя жара на время спала, и можно было немного подзаработать, ведь придет зима, и вновь эти бедные люди — и укротители, и погонщик слона — будут мечтать о горсти риса.

Город полукольцом охватывает дорога Панчкоши. Ее протяженность более 50 км. Паломники считают для себя обязательным проделать такой путь. И хотя дорога выглядит сейчас вполне современно, покрыта асфальтом и обсажена большими тенистыми деревьями, она ровесница города. Каждый шаг напоминает о ее святости. По сторонам бесчисленное множество маленьких часовен, в которых виднеются фигуры богов, обвитых цветочными гирляндами. В тени деревьев путники устало дремлют, полузакрыв глаза, или сосредоточенно молятся. А по дороге идут и идут люди. Некоторые весьма необычным способом. Вот тощий старик, кожа да кости, ложится на дорогу, затем встает и, сделав пару шагов, вновь ложится, словно аршином измеряя свой путь. Кто знает, какое расстояние покрыл таким способом религиозный фанатик.

Может быть, он один из тех святых, которые совершают так называемую прадакшину, паломничество, вдоль всего течения Ганга от верховьев до устья и обратно. А оно продолжается в общей сложности шесть лет. Некоторые совершают этот подвиг ползком или, как этот старик, измеряя своим телом наиболее важные участки дороги.

Кругом изображения бога Шивы. Варанаси считается его городом. В мифологии Шива — великий белолицый аскет из Гималаев. Он трехглав и пятирук. Но здесь он представлен главным образом фаллической эмблемой лин-гой — символом воспроизводящей силы, которым он создал Брахму, Вишну и самого себя.

Гхаты

Ночь пролетела как один миг. Может быть потому, что была очень короткой — нас разбудили, когда за окном была еще ночная тьма. Подкрепившись традиционным индийским чаем, мы, сопровождаемые Мишрой, двинулись к Гангу. Город словно и не ложился спать, по улицам торопливо шагали люди, на порогах лавок сидели торговцы. Чем ближе к реке, тем плотнее становилась толпа. Улицы и без того не очень широкие стали еще уже, и, хотя почти рассвело, свет с трудом проникал вниз, чему во многом мешали почти смыкавшиеся над головой балконы невероятной величины. Совсем близко к реке улицы сузились до предела, казалось, стоит развести руки, как достанешь до противоположных домов. Впрочем, раздвинуть руки было невозможно, так как люди двигались сплошным плотным потоком.

Солнце еще не взошло, и люди шли молча, спеша окунуться в воды Ганга до восхода светила. Под ногами был влажный ковер из разбросанных цветов, которые чуть ли не сплошь устилали землю, ноги скользили по этой жиже, и нужно было сохранять равновесие, чтобы не упасть. Недавно прошли сильные дожди, вода в Ганге поднялась, едва не затопив близлежащие улицы. У самой реки ноги погружались в воду чуть ли не по щиколотку. В нынешние годы Ганг милостив к Варанаси: последнее ужасное наводнение было давно — 20 лет назад. В 1948 г. река вышла из берегов и хлынула в город, многие тысячи людей погибли в мутных илистых водах реки. Об этом событии до сих пор напоминают огромные дыры в каменных стенах зданий, стоящих у реки.

Улица сузилась до предела, по обеим сторонам ее расположились торговцы. Как они ухитрялись торговать в этой густой толпе, уму непостижимо. Больше всего продается цветов, их здесь целые горы на больших металлических подносах и прямо на земле. Пряный аромат жасмина и каких-то желтых цветов плыл над улицей. К нему примешивался острый запах специй, добавляемых в пищу, которую готовили прямо на улице, ведь надо накормить тысячи людей. Вдоль улицы стоят ряды медных кувшинов, самых разнообразных размеров и форм. Но больше всего узкогорлых высоких сосудов — ими торгуют особенно бойко. Многочисленные паломники наберут в них святую воду из Ганга и повезут домой. Фигуры богов, копий храмовых изображений, наперебой предлагаются -богомольцам. Фигурки Шивы встречаются особенно часто.

Но вот улица делает последний поворот, и перед нами открывается широкий простор. Хорошо виден противоположный широкий берег реки. Горизонт затянут дымкой. Солнце еще не поднялось, но уже чувствуется, что вот-вот выкатится его оранжевый диск.

А внизу, словно в огромном античном амфитеатре, расположились люди. Мужчины и женщины, старики и дети. По обеим сторонам спуска к реке выстроились нищие. Слепые, безногие, покрытые язвами, они робко протягивали свои руки в надежде получить милостыню.

По дощатым мосткам мы спустились к самой воде. Слева и справа тянулись нескончаемые ряды больших зонтов, сделанных из пальмовых листьев. Под ними сидели брахманы. Между зонтиками бродили, лениво мотая головами, коровы и козы, подбирая упавшие цветы.

У легких дощатых причалов стояли десятки суденышек — совсем крошечные лодки и рядом небольшие катера. Некоторые из них напоминали спущенные на воду резные домики. К лодкам вода прибила шелуху, орехи, кожуру бананов, все это плавало в мутной черноватой воде святой реки. Лодочники, словно солдаты перед десантом, выстроились у своих судов, предлагая туристам прокатиться.

Мишра провел нас по шатким мосткам к витиеватому сооружению, покачивавшемуся на воде. По старой деревянной лестнице мы поднялись на судно, где вдоль невысокого парапета стояли разномастные стулья. Два лодочника, весело улыбаясь и уверенно орудуя своими длинными веслами, вывели нашу лодку на широкую гладь реки.

Когда мы отплыли достаточно далеко, стало видно огромное полукружие всего берега.

Тысячи людей расположились на широких каменных лестницах, именуемых гхатами. Ступени вели в воду. Люди стояли, лежали, сидели, но лица всех были обращены в сторону готового выйти из-за горизонта солнца. Некоторые уже погрузились в воду, молитвенно сложив руки и полузакрыв глаза. Многие держали в руках медные сосуды и цветы. Все застыло в напряженном ожидании.

Здесь, на берегу Ганга, можно увидеть многие любопытные обычаи индуизма, продиктованные верой в жизнь после смерти, верой в перерождения.

Вот к многочисленным зонтам подходят паломники, берут разноцветную пудру и накладывают ее себе на лоб. Каждое движение, каждый жест делается по строго установленным правилам. Ведь эти сцены происходят на берегу день за днем уже многие сотни лет. Они выражают почтение к всемогущему — дающему жизнь и берущему жизнь. Индус верит в то, что если он прожил добродетельную жизнь, то сможет в будущем переместиться на более высокую ступень.

И вот внезапно, когда первые лучи утреннего солнца падают на гхаты, огромный амфитеатр взрывается жизнью. Гортанные крики лодочников сливаются с причитаниями паломников, все приходит в движение, а на узеньких улочках начинается трудовая жизнь.

Река бурлит от обилия погрузившихся в ее воды людей. Над толпой ореол искрящихся брызг. Молящиеся стараются подальше отплеснуть воду, ибо это, согласно поверью, приносит больше милостей. Жрецы шепчут над водой таинственное слово «ом», поют гимны, взывают к солнцу и обливаются водой.

«Воды,—говорят они,—дайте нам силу, как любящие матери, благословите нас, и да проникнет в нас ваша святость! О Ганга, любимица Вишну, очисти нас от грехо-рождения и до смерти оберегай нас, твоих служителей!»

Брахманы славят всех богов, произнося изречения из «Махабхараты», «Бхагавад-Гиты» и многочисленных священных книг.

Жрец перекладывает свой священный шнур на левое плечо, зачерпывает воду из реки и пропускает ее струйками между пальцами той же руки.

Стоят старухи в прилипших к телу сари, рядом с ними старик ожесточенно бьет себя в грудь, не забывая при этом поливать свою голову. Тут же совсем молодой парень сосредоточенно черпает воду небольшой круглой чашкой и многозначительно выливает ее тонкой струйкой. Некоторые, высоко запрокинув голову, вливают мутную воду в рот, другие дуют на воду, третьи, погрузив в воду лицо, производят ртом клокочущие звуки.

Но не все пришли сюда, чтобы помолиться. Вот у самого берега двое юношей весело разговаривают и ожесточенно намыливают свои коричневые тела. Белоснежная пена, смываемая водой, скатывается к их ногам, и они весело хохочут, видимо получая удовольствие от раннего купания. Обычаи запрещают пользоваться мылом при омовениях. Мыло может осквернить священные воды Ганга. Но молодежь не обращает внимания на эти запреты, эти двое здоровы, полны жизни, и их нисколько не смущает святость реки. Для них это просто вода.

А рядом на волнорезе, который отделяет один гхат от другого, резвятся мальчишки. Они наперегонки ныряют с него, подплывают к лодкам и требуют традиционный бакшиш. Тут же у самого берега, расталкивая паломников, бродят коровы. Они подбирают оброненные кем-нибудь цветы и остервенело жуют их. Они голодны. У многих нет хозяев: ведь в сущности о священных животных никто не заботится. Так они и перебиваются со дня на день то оброненным цветком, то пучком соломы из подстилки покойного.

Мы едем вдоль гхатов. Полагают, что их в Варанаси сорок семь и каждый имеет 'свою историю и своих почитателей, с каждым связана та или иная легенда. Вот, к примеру, Дашашвамедха гхат. Благочестивые индусы считают его одним из пяти самых священных мест города, именно отсюда паломники начинают свой путь по реке. В месяце карттик (октябрь — ноябрь) в последний день богослужения богине Кали здесь собирается множество людей. Когда солнце скрывается за горизонтом, брахманы выносят изображение Кали и опускают его в священные воды Ганга.

За гхатами, подступая к самому берегу, сплошной стеной стоят дворцы и храмы. Высокие фундаменты дворцов спасают их от разливов реки. Фасады глухие, и только на самом верху видны окна, террасы и балкончики, с которых открывается широкий вид на противоположный берег реки.

В былые времена сюда являлись раджи и махараджи, сопровождаемые свитой, и жертвовали храмам большие деньги. Многие сами выстроили здесь дворцы и храмы. В XIX столетии махараджа Ранджит Сингх, правитель Панджаба, пожертвовал храму Вишванатха позолоченные медные листы, которыми были покрыты его купол и своды. С тех пор он стал называться золотым. Этот храм посвящен Шиве, покровителю Варанаси. Он считается наиболее священным храмом города, и у него любопытная история.

Предание гласит, что еще две тысячи лет тому назад в Варанаси был храм Вишванатха, который был впоследствии разрушен мусульманскими правителями.

Один из Великих Моголов, Аурангзеб, приказал построить на месте разрушенного храма мечеть. При ее сооружении использовались материалы разрушенного храма. При строительстве нового, теперь уже Золотого храма индусы так загородили главный вход в мечеть, что поборники ислама вынуждены пробираться в нее через узкую боковую дверь.

Неподалеку от Золотого храма находится Гьян Вапи — Пруд знаний, одно из самых почитаемых мест. Отсюда паломники начинают круг своих странствий. Колоннада окружает пруд с довольно грязной водой. Вокруг, расположившись группами, отдыхают притомившиеся паломники.

Легенда донесла до нас историю возникновения этого водоема. Однажды Варанаси сильно пострадал от засухи. Люди изнывали от жажды, тысячи гибли от страшной жары. Тогда один из великих мудрецов, увидев столь печальную картину, взял трезубец Шивы и ударил им в землю. Земля разверзлась, и оттуда ударил фонтан воды, которая облегчила страдания народа. С тех пор и существует этот священный пруд. Его святость возросла во много раз с той поры, как был разрушен старый храм Вишванатха, ибо, по преданию, именно в пруд переселился оставшийся временно без жилища Шива.

Считается добрым делом прийти сюда, чтобы очиститься от грехов, совершить омовение перед свадьбой, взять отсюда воду и обмыть покойника. У пруда священнодействуют брахманы, которые не забывают собирать деньги за пользование столь прибыльным для них прудом. Никто не остановит больного, тело которого покрыто страшными язвами. Он пришел сюда исцелиться. Не останавливается и здоровый, пришедший замаливать грехи. Священная вода уничтожит всякую заразу и не даст заболеть. Мы видели, как совсем маленькому грудному младенцу давали испить эту воду, ссылаясь на ее святость.

Ноги скользят по липкой подстилке из грязи и цветов. Цветы, к которым мы, северяне, испытываем трогательное чувство, здесь начинают, пожалуй, угнетать,

Может быть, оттого, что их очень много, а скорее всего потому, что их безжалостно топчут, а нет ничего грустнее, чем вид растоптанных цветов.

Мы поднимаемся выше по реке и плывем мимо Ман-мандир гхата, известного своей обсерваторией. Это самое старое из всех существующих сооружений города. Обсерватория построена правителем Джайпура в XVI в. Строгие геометрические формы, прекрасные каменные балконы. И хотя в середине прошлого столетия здание было грубо реставрировано, оно производит сильное впечатление.

Но вот гхаты заканчиваются, еще несколько лестниц — и вместо камня перед нами земля. Здесь паломников уже нет, хотя место выглядит более привлекательно. Зеленая трава и тенистые деревья располагают к отдыху, да и сам Ганг здесь прозрачнее: он еще не прошел через чистилище города.

Здесь царство дхбби, прачек (ремесло, которым в Индии занимаются мужчины). Ожесточенно покряхтывая при каждом ударе, бьют они белье о здоровенные камни, опущенные одним концом в воду. «Две тысячи лет пытаются дхоби Индии разбить скалистое основание страны,—писал некогда Р. Киплинг,—и пока безуспешно».

После такой стирки бесполезно искать пуговицы на своих рубашках. Рубашки будут великолепно выстираны, от них будет пахнуть солнцем и свежестью, но застегнуть вы их не сможете.

Дхоби относятся к касте неприкасаемых, они, как правило, живут особняком, и их квартал совсем нетрудно узнать по огромному количеству белья на веревках, протянутых во всех направлениях. Правда, в последнее время им тоже стали известны секреты современной стирки при помощи различных синтетических средств.

Обратный путь у нас занял меньше времени, так как теперь лодка плыла по течению. Миновав причалы, мы увидели струи дыма, поднимавшиеся с гхата, к которому приближались.

Главный погребальный костер Индии

— Здесь фотографировать запрещено,— предупредил нас провожатый, когда наша лодка поравнялась с Манникар-ника гхатом. Перед нами открылись полуразрушенные

лестницы, ведущие в воду, и небольшой треугольный кусок земли, отгороженный от города высокой, чуть накренившейся стеной. Все выглядело как огромная театральная декорация.

По земле стлался дым, он простирался и над рекой, достигая лодок, сплошным потоком плывших вдоль берега. На небольшом клочке земли горело несколько костров, около которых, вооружившись длинными палками, священнодействовали старики.

Перед нами был своеобразный крематорий. Погребальный костер, у которого суетились старики, можно без преувеличения назвать главным в Индии. Быть сожженным здесь — для индуса считается высшим благом, о котором он только может мечтать всю свою многотрудную жизнь.

У воды на носилках лежит завернутое в покрывало тело. Юноша, видимо сын покойного, время от времени зачерпывает воду из реки и поливает ноги своего мертвого отца. Лицо молодого человека не кажется печальным, даже, наоборот, некое удовлетворение проглядывает в нем. Наверное, оттого, что ему удалось привезти мертвого отца сюда в Варанаси и он сгорит здесь, а пепел его опустят в священный Ганг, истекающий из головы Шивы. Ведь нет греха, не смываемого Гангом.

Выше, на камнях, рядом с охапками дров и хвороста сидят на корточках люди. Это родственники покойного, они пришли попрощаться с ним и участвовать в обряде сожжения. Они провели здесь всю ночь. Вчера вечером мы видели их, когда они направлялись к реке. Впереди шел, непрестанно звеня колокольчиком, молодой мужчина, прокладывая дорогу через толпу. За ним четверо несли легкие носилки, на которых лежал покойник. Он был укрыт с головы до ног цветастым покрывалом. За носилками, вытянувшись вереницей, шагали родственники. Каждый из них нес на плечах связку хвороста или полено. Они шли быстро, чуть ли не бегом, поэтому люди постарше отстали и процессия растянулась на добрую сотню метров. Прошло всего несколько минут, и процессия скрылась за углом, в узенькой улочке, ведущей к Гангу, но еще долго слышалось монотонное позвякивание колокольчика.

Покойнику, который ожидал своей очереди, повезло. У пего был сын. Ведь именно сын, считают верующие индусы, должен обеспечить загробную жизнь отца. Состояние души умершего зависит в сильной степени от его потомков по мужской линии. От того, как правильно совершат они обряд сожжения трупа и как будут поминать его. Они должны спасти душу родителя от вечного скитания по земле, которое считается хуже ада. Жертвоприношения позволят душе умершего облечься в загробную оболочку и, смотря по заслугам, спуститься во «временный ад», пройти через огонь чистилища или подняться во «временное небо», где душа будет дожидаться новых перерождений, блаженствуя в обществе богов. Долг перед покойным не ограничивается лишь похоронами и почитанием его памяти, необходимо совершать постоянные приношения, состоящие из воды и риса.

Каждый индус смотрит на совершение похоронных обрядов как на первейшую обязанность и потому спешит обзавестись сыном или внуком, ожидая от них такого же усердия после своей смерти. Без сына индусу никак нельзя, и, чем он набожнее, тем усерднее молит он богов дать ему сына. На третий месяц беременности женщина некоторое время выдерживает строжайший пост, по окончании которого муж собственноручно кормит ее особой едой, состоящей из бобов, зерна и творога. Во время этого кормления жена трижды произносит молитвы о сыне.

Брак почти обязателен для индуса независимо от того, беден он или богат. «Человек достигнет совершенства только с той минуты, как начнет состоять из трех: из себя, жены и сына» — так сказано в законах Ману.

У индусов установлено 12 способов поминовения предков. Совершаются они келейно или синклитом жрецов. Глава семьи ежедневно занимается поминовением, а остальные родственники — время от времени. Поминают при каждом подходящем случае. Будь то семейное торжество, или свадьба, или рождение внука. Поминают всех до третьего колена включительно...

Семья у индусов словно цепь из семи звеньев. Глава ее — среднее звено, олицетворяющее настоящее. Оно связано с прошлым — отцом, дедом и прадедом, с будущим — сыном, внуком и правнуком. Первые три звена зависят от среднего, а потом и глава семьи сам становится зависимым от будущих поколений.

Обряды поминовения требуют значительных средств. Но даже бедняки стараются сделать все по правилам — купить угощение, пригласить брахмана. Правда, после этого многие залезают в долги, расплачиваться за которые приходится много лет.

Когда индус из бедной семьи смертельно заболевает и брахман заявляет родным, что человек обречен, то родственники перестают заботиться о теле умирающего и переключаются на заботы о его душе. Насобирав по крохам толику денег и, конечно, сходив к ростовщику, они собираются в дорогу к священному Гангу.

И вот они на месте, у самой реки. Время умирать еще не пришло, и больного кладут близ берега, а в полураскрытый рот вливают воду.

Но не всем доступно умереть на берегах реки. В этом случае существуют другие обряды, которые в какой-то степени заменяют паломничество к Гангу.

Но вот больной умирает, и сын начинает готовить его тело к сожжению — последней жертве, которую в виде своего тела приносит умерший богам. Волосы должны быть сбриты, а у женщин опалены (сын сжигает их факелом, но при этом не смотрит в лицо покойницы, а стоит у изголовья спиной к ней). Затем покойника обмывают священной водой, умащают благовониями и украшают гирляндами из цветов, часто вместо последних используют тину из Ганга, обмазывая ею все тело. После этого покойника одевают во все чистое и кладут на носилки.

Закончив такие приготовления, сын совершает первую жертву: он преподносит божественным хранителям души отца порцию риса, чтобы они оберегали тело родителя от злых духов по пути к костру. Потом он громко произносит имя отца. Женщины, участвующие в похоронах, в это время ходят около умершего и громко причитают, и их крики разносятся далеко вокруг.

Но вот все предварительные обряды завершены, и четверо родственников, подняв тело, несут его к костру. Впереди носилок идет сын, в руках которого сосуд с огнем, взятым из домашнего очага.

Бывает и так, что у покойного нет родственников. В таких случаях эти обряды выполняют чужие люди, но обязательно принадлежащие к той же касте. Брахманы не имеют права прикасаться к телу низшего по касте, а если покойный принадлежит к высокой касте, то к нему не может прикоснуться низший по касте, так как этим нанесет ему непоправимое оскорбление. Все это до сих пор чрезвычанно строго соблюдается, хотя в целом кастовые установления начинают нарушаться.

Сложить костер — дело не простое, а покуда он готовится, тело поливают водой из реки. Сын бросает в мутные воды реки рис, сваренный с кунжутом, который должен послужить пищей для загробной оболочки души покойного.

И только после этого тело кладут на высокий метровый костер. Сверху покойного прикрывают хворостом, после чего сын пять раз обходит вокруг и сам зажигает костер, произнося при этом соответствующий гимн. В огонь подбрасывают семь поленьев сандалового дерева, вливают очищенное гхи (топленое масло) и ароматические эссенции. Это — жертвоприношение богу огня.

Едва тело сгорело наполовину, сын приступает к своей самой страшной (конечно, на наш взгляд) обязанности: он должен куском дерева разбить череп отца. Делается это на всякий случай, если душа по какой-либо причине не покинула тело. По поверьям, в момент смерти душа вырывается из тела в одно из отверстий. Благородная душа выходит через одно из верхних отверстий (макушку головы, рот, глаза, уши, ноздри). Многочисленные родственники располагаются тут же, ожидая окончания обряда. Брахманы при сжигании присутствуют редко: этот обряд считается делом сугубо семейным. Правильное сожжение требует немалых расходов. Особенно дороги дрова. В кострах бесследно исчезают многие сотни кубометров ценнейшего сандалового дерева.

В переулках, примыкающих к Манникарника гхату, сидят домры, представители низшей касты, доставляющие сюда дрова. Люди победнее обходятся одним хворостом, побогаче — берут сандал. Говорят, домры, несмотря на «низкое» происхождение, зарабатывают значительные деньги своим необычным ремеслом. Люди богатые часто жертвуют на костер по тысяче рупий и больше, не считая расходов на масло и эссенции.

После кремации все, кто присутствовал при обряде, погружаются в воду или очищаются жертвоприношением из воды и семян кунжута. Тело покойного считается нечистым, нечиста и душа его до тех пор, пока не будет совершен обряд первых поминок. Эта нечистота переходит на всю родню, которая и старается всяческими способами очиститься. Затем все отправляются домой. Но обряд похорон еще не закончен. На четвертый день совершается церемония «собирания костей». Родственники трижды обходят то место, где было совершено сожжение, и, собрав останки в глиняную урну, закапывают ее наполовину в землю. А через несколько дней они вновь вернутся и развеют останки в водах реки.

После смерти близкого родственники на протяжении двадцати дней постятся. Они едят в это время самую скромную пищу. Если купаются, не смеют употреблять полотенце и мыло, не должны для своего туалета использовать масло. Спать обязаны на полу, а сидеть на жестком. Нельзя носить обувь и скрываться под зонтиком. У бедняка при выполнении этих обрядов есть определенное преимущество, так как с зонтиком он вообще не знаком и круглый год привык обходиться без обуви.

По окончании траура сын обходит родственников и оповещает их о дне поминовения. В назначенное утро он, сопровождаемый брахманом, отправляется к реке. Для совершения обряда брахману необходимы серебряная и медная утварь, шали и монеты. С этими предметами семья покойного может со спокойной совестью распрощаться, они больше не вернутся в дом, а останутся у брахмана, который таким образом пополнит свои богатства.

...Так уходит из жизни благоверный индус, сожженный в Варанаси и похороненный в водах священного Ганга, на берегах которого прошла вся его трудная жизнь. Его родственники довольны тем, что умерший прошел через ворота в рай и попадет в царство Брахмы, откуда нет возврата на землю.

Йоги

Иностранцу, который прибыл на берега Ганга, конечно, хочется увидеть йогов. Он много слышал о них, читал о чудесах, которые они могут делать. Он останавливается в гостинице и в тот же день из окна своего номера видит длинноволосого худого человека в трусах, который проделывает ловкие акробатические трюки. Постепенно вокруг образуется небольшая толпа. Иностранец спешит во двор. В дверях он сталкивается со служителем отеля, который разносит чай, и сбивчиво спрашивает о длинноволосом человеке. Слуга отвечает, что это просто-напросто йог, и спокойно продолжает свой путь.

«Первый день в Варанаси, и уже вижу йога, вот повезло!» —примерно так рассуждает наш знакомый и продолжает наблюдать за фокусником, который под ожесточенное щелканье затворов фотоаппаратов заканчивает свое выступление.

На следующий, а может быть, если он очень нетерпелив, и в тот же день приезжий отправится по узеньким улочкам Варанаси, держа путь к Гангу. По дороге, ближе к реке, он встретится с заклинателями змей, увидит заросших полуобнаженных людей, стоящих или сидящих в самых невероятных позах. У самой реки он может внезапно натолкнуться и на совершенно обнаженного человека. Увидев все это, он обязательно спросит у своего провожатого, кто же эти люди? И тот совершенно хладнокровно ответит, что это всего-навсего йоги.

Люди, посещающие Индию, чаще всего сталкиваются с самыми обыкновенными фокусниками. И фокусы у них тоже самые обыкновенные, на уровне ярмарочного цирка. Достаточно посмотреть выступление одного, и пропадает всякое желание смотреть других. В прежние времена у них на вооружении было два главных фокуса: «растущее дерево» и «летающий ребенок». В персом фокусе исполнитель кладет в песок семечко, присыпает его сверху, а затем накрывает большой корзиной. Полузакрытые глаза, многочисленные пассы при слепящем солнце отвлекают внимание зрителей — и под поднятой корзиной оказывается тоненькая былинка. Вновь вступает в дело корзина, глаза и руки, и при следующем поднятии корзины на месте былинки возникает кустик. Если не отвлекаться, можно увидеть, как фокусник ловко подсовывает под корзину свои руки, вставляя в песок то былинку, то куст.

Ненамного сложнее и второй фокус. Под неизменную корзину помещается или ребенок, или женщина. Затем несколько магических заклинаний - и поднятые к небу руки показывают, что человек из-под корзины улетел на небо. В подтверждение этого фокусник обнажает гибкую шпагу и протыкает ею корзину во всех направлениях. Потом он вновь просит «улетевшего» вернуться и торжественно поднимает корзину. Эти фокусы больше не тревожат воображение туриста, так как их он может увидеть в у себя дома в исполнении современного иллюзиониста.

Надо сказать, что настоящих йогов в Индии осталось совсем немного. Человек непосвященный часто принимает за йога, за мудреца самого обыкновенного шарлатана или факира, который бродит по городам и деревням, показывая разные фокусы. Иногда эти люди водят с собой дрессированных животных: обезьян, медведей, змей. Одеты факиры в рубища, через которые проглядывает давно не мытое тело. Большинство из них — нищие, порой сольные.

Значительно реже встретишь фанатиков-самоистязателей. Но в Варанаси их достаточно. На подступах к Гангу они пугают туристов своими страшными уродствами, собирая щедрую милостыню с паломников. Вот один фанатик стоит с высоко поднятой вверх рукой. Много лет назад он поднял ее и держал в таком положении до тех пор, пока она не высохла. Теперь же ее уже нет нужды поддерживать, она словно окостенела, и, если бы даже он захотел опустить ее вновь, он не сможет этого сделать.

Другой сидит со сжатым кулаком, а сквозь тыльную сторону его ладони проглядывают концы проросших ногтей. Нужны годы мучений, чтобы добиться такого «успеха».

У третьего голова и лицо покрыты устрашающими шрамами. Можно подумать, что его пытали средневековые палачи-изуверы. Но это не так, он сам по доброй воле изувечил себя, превозмогая боль. И теперь его вид останавливает богомольных пилигримов и открывает их кошельки.

И все же постараемся быть беспристрастными. Порой не по своей воле люди превращаются в нищих — факиров и садху. Попробуй поищи в Индии работу, побей ноги у порогов богатых хозяев да поголодай. Некоторая часть садху спекулирует на святости, получает неплохие доходы, намного более высокие, чем у фабричного рабочего. Поэтому число их почти не уменьшается, во всяком случае в Варанаси.

А настоящего йога здесь, в городе, нет. Он избегает шумных мест. Он любит уединение и тишину, располагающие к созерцанию. Философы Индии считают, что одни теоретические познания философии не могут помочь в постижении мудрости. У йогов существует целая система физического и духовного совершенствования. Все начинается с того, что ученик, решивший посвятить себя изучению йог, удаляется в уединенное место. Часто это бывает маленькая келья, а порой и просто естественная пещера. В пещеру или келью ведет один-единственный ход. В силу этого там сохраняется постоянная температура, что крайне важно. Только самые необходимые вещи берет он с собой: медный кувшин, в котором хранится вода для питья и омовений, листья, выполняющие роль тарелок, и небольшой треножник, убранный цветами. Сидит или спит он на звериной шкуре, чаще всего тигровой или леопардовой. По поверьям индусов, она ограждает человека от влияния окружающей среды.

Питается молодой йог чрезвычайно скромно. Молоко, масло, рис и мед — вот, пожалуй, все, что он ест. Ограниченная пища при малой подвижности позволяет заметно сократить физиологический обмен веществ. Поначалу ученик разучивает различные позы, которые постепенно усложняются. Каждая поза соответствует желаемому настроению. Всего насчитывается более тридцати поз, и он должен овладеть всеми. Происходит это, конечно, постепенно. Отдельные позы настолько сложны, что не всякий опытный цирковой акробат в состоянии выполнить их.

Особое внимание в совершенствовании йога отводится выработке правильного дыхания. Тысячелетний опыт тренировки дыхания у йогов дал столько интересного, что сейчас многие ученые обратили на него внимание. Поначалу ученик садится и принимает уд

Подобные работы:

Актуально: