Экзистенциальная терапия в работе с телом

Ложная духовность есть отрицание плоти, истинная духовность есть ее перерождение,  спасение, воскресение

В.С.Соловьев

1. От адаптивности к экзистенциальной аутентичности

Когда мы говорим об экзистенциальной терапии, психологии, да и вообще об экзитенционализме, первое, что приходит на ум, это философия и литература: Киркегор, Сартр, Камю, Марсель, Тиллих, Толстой, Достоевский. Некоторые наши коллеги из других школ, к примеру, так и говорят, что экзистенциальная психотерапия - это психотерапия для особого типа людей, склонных к рефлексии и любящих пофилософствовать. К слову сказать, и сами экзистенциальные психотерапевты не спешат опровергать это явное недоразумение. Например, одна из учениц Медарда Босса Хейди Бреннер так открыто и провозглашает: "Единственным медиумом в экзистенциальной психотерапии остается медиум говорящего мира" (Brenner, 1988, рр. 142-152). Задавшись вопросом, а почему же собственно в экзистенциальной психотерапии сложилось мнение, что медиум (канал связи между пациентом и терапевтом) говорящего мира считается единственным, я провел небольшое исследование (Летуновский, 2002) в результате которого пришел к выводу, что данное мнение сложилось вследствие двух устойчивых традиций. С одной стороны - Фрейдистской, с другой Хайдеггерианской. Вспомним, что первые экзистенциальные психотерапевты учились либо у самого Фрейда (как, например, Л Бинсвангер и М.Босс), либо у его многочисленных учеников и последователей. А техника психоанализа как мы помним преимущественно вербальная. Что же касается Мартина Хайдеггера, также широко известен его пристальный интерес к языку (вспомним хотя бы его высказывание "Язык - дом бытия" (Хайдеггер, 1991)). Таким образом, обе традиции акцентируют свое внимание преимущественно на вербальных аспектах коммуникации.

Но разве коммуникация ограничивается исключительно вербальными аспектами? Возьмите любой учебник по социальной психологии, и там Вы, наверняка, обнаружите, что вербальная составляющая в процессе коммуникации составляет не более 30% от целостного процесса коммуникации. Так почему же медиум говорящего мира является единственным? А как насчет оставшихся 70% процентов? И что это за оставшиеся 70%? Ответ напрашивается сам собой оставшиеся 70% в процессе коммуникации - это все, что связано с телом: мимика, жесты, интонация, тембр, непосредственный телесный контакт. Можно ли в экзистенциальной психотерапии использовать и другие медиумы, помимо медиума говорящего мира? На этот вопрос очень хочется дать вполне традиционный для экзистенциальной терапии ответ: "А почему и бы нет? (1)" Почему мы бы нам не использовать более широкие возможности, которые нам открываются, к примеру, в использовании техник телесно-ориентированной терапии?

При этом важно отметить, что речь идет о техниках именно как медиумах встречи терапевта с пациентом, а может быть и не только терапевта с пациентом, поскольку в экзистенциальной терапии мы говорим о больших целостностях, которые нам открываются в экзистенциалах бытия-вместе и бытия-в-мире. Термин "встреча" также требует некоторого прояснения, поскольку в разных психотерапевтических школах этот термин трактуется очень по разному. Встречу мы понимаем близко к феномену встречи в процессе творчества, описанном Ролло Мэйем в книге "Мужество творить" (Мэй, 2001). Особенностью и итогом такого рода встречи является изменение в отношениях "Я - окружающий мир". Данный процесс может сопровождаться ярко выраженным чувством страха у пациента, поскольку чувство его самотождественности в момент встречи оказывается под угрозой: "мир, данный нам в опыте изменяется, а поскольку существует корреляция между "я" и окружающим миром, мы тоже изменяемся. Будущее, прошлое и настоящее создают новый гештальт." (Р.Мэй, 2001,с.83-84)

Понятию встречи Р.Мэя оказывается очень близким понятие инициации Карлфрида Дюркхайма (Дюркхайм, 1992). Согласно Дюркхайма в процессе инициации происходит встреча человека с бытием, которая существенным образом изменяет саму структуру его существования, структуру его бытия-в-мире. А поскольку собственно терапия Дюркхайма, на такого рода изменения и направлена, он ее называет инициальной, т.е терапией инициирующей изменения. Возникает закономерный вопрос, а зачем вообще эти изменения нужны, если они ставят под угрозу чувство самотождественности и стабильности собственного бытия, при чем процесс смены различных форм структуры бытия-в-мире пациента может быть весьма болезненным, а новая структура бытия-в-мире может быть менее адаптивной, чем предыдущая? Однако, в экзистенциальной психологии во главу угла ставиться не адаптивность, а онтологическая или экзистенциальная аутентичность. В этой связи Д.А.Леонтьев говорит об экзистенциальной необходимости и экзистенциальном долге (Леонтьев, 2002). Проблема заключается в том, что голос экзистенциальной необходимости начинает явственно звучать лишь для человека, способного подняться над детерминацией со стороны своей собственной биологии, социума, а также стереотипов прошлого опыта. Когда человек становиться свободным, он начинает ощущать потребность отдать свою свободу чему-то большему чем он сам. (Марсель,1995). Возникает парадокс, описанный Аркадием и Борисом Стругацкими в работах последних лет: "Чем свободнее человек, тем меньше у него выбор".

Этот последний высший уровень детерминации человеческого поведения можно определить как онтологическая детерминация. На этом уровне "человек принимает решения в соответствии с сутью вещей. Его выбор доброволен, но не произволен, потому что суть вещей не произвольна, а императивна." (Леонтьев, 2002). Тема императивного характера сути нашла свое отражение и в работах К.Дюркхайма. По Дюркхайму суть - это само бытие, раскрывающееся в уникальном паттерне конкретной человеческой экзистенции. Наша суть, которую Дюркхайм также называет внутренним образом, одновременно имманентна и трансцендентна по отношению к нам (Дюркхайм,1992). Однако, реальность человеческой жизни такова, что для того чтобы реализовать требования своей сути человек должен преодолеть сопротивление внешней среды. А для того, чтобы это сопротивление преодолеть, человеку необходимо обладать бытийной структурой определенной жесткости. Жесткость же в свою очередь приводит к ригидности основных способов и манер действования. А такого рода ригидность препятствует проявлению сути человека в мир, поскольку суть по своей природе динамична, а не статична.

Единственно возможным способом удовлетворения требований собственной сути и выхода из порочного круга является естественное рождение новых форм бытия, их созревание, а потом умирание или изменение, которое может быть радикальным и очень тяжело переживаться пациентом ("расставание - маленькая смерть" как поется в песне одной известной советской певицы). Не случайно в этой связи, что тема смерти - необходимый атрибут самых разных практик инициации. Дюркхайм определяет этот процесс формулой "умри и стань" (Дюркхайм, 1992).

Таким образом, для того, чтобы быть онтологически или экзистенциально аутентичным человеку необходимо периодически изменяться в соответствии с требованиями своей сути. Слово периодически (а не постоянно) здесь выбрано намеренно, поскольку для того, чтобы эти требования выполнить человеку необходим инструмент воплощения сути, а этот инструмент есть не что иное как его жизнь, или, выражаясь философским языком, структура его бытия-в-мире, причем не просто структура, а именно та форма, которая соответствует сути, а этой форме нужно родиться, созреть и в свое время умереть, что бы дать место рождению новой формы.

Проблема заключается в том, что серьезное изменение структуры бытия-в-мире пациента всегда является для него риском, поскольку несет в себе угрозу стабильности в самом широком понимании этого слова, это угроза авторитету, уважению со стороны близких, угроза стабильному куску хлеба, риск оказаться не состоятельным, и в конце концов, а может быть и, прежде всего, - это угроза чувству собственной идентичности. В конечном итоге речь идет об угрозе тесным образом связанному с чувством самоидентичностью онтологическому "Я есть", именно поэтому серьезное изменение в структуре бытия может восприниматься как смерть.

Данная проблема усугубляется явлением, метко обозначенным М.Хадеггером, термином "Постав" (Gestell) (Хайдеггер, 1993 б). Постав пронизывает всю нашу жизнь сверху донизу. Все, что у нас получается хорошо, мы в некотором смысле, пытаемся поставить на конвейер и впоследствии извлекать из этого социальную выгоду. Однако наша суть, которая в тоже самое время не только наша, но и суть вещей и само бытие, зачастую требует от нас отказа от привычных социально успешных моделей поведения и риска погружения в неизвестное и не освоенное.

Необходимо отметить, что экзистенциальная терапия, как и экзистенциальная психология не однородна. Рассматриваемый в данной статье подход можно охарактеризовать как онтоцентрический в противоположность антропоцентрическому (Летуновский, 2001). Антропоцентрический экзистенциализм (Sartre, 1956; Камю,1990) ставит во главу угла не бытие, а свободный выбор человека. В антропоцентрическом подходе мы в итоге имеем свободу ради свободы, т.е. не "свободу для", а только лишь "свободу от". Чем заканчивается такая свобода могут наглядно проиллюстрируют порнографические журналы типа "Free teens", "Free Amateurs" и т.д. Освободившись от социальной детерминации (регламентирующее нормирование социума), человек часто попадает в еще более жесткое рабство собственной биологии.

Онтоцентрический подход помещает в центр своего рассмотрения само бытие (Онтос - бытие, греч). Одним из самых ярких представителей онтоцентрического подхода является Мартин Хайдеггер: "Такой вещи как человек, являющейся человеком только благодаря самому себе не существует" (Хайдеггер, 1993а). У Хайдеггера и Дюркхайма бытие приобретает черты субъекта действия (2) (Хайдеггер, 1993; Дюркхайм, 1992). Поэтому наряду с социальной и биологической детерминацией мы вправе говорить о детерминации онтологической, как требовании к человеку действовать в соответствии с сутью вещей. Проблема заключается в том, что традиционные картезианские схемы членения реальности на субъект и объект в исследовании данного вопроса оказываются не адекватными, поскольку бытие одновременно имманентно и трансцендентно по отношению к человеку: моя суть и суть вещей - не есть нечто противоположное, в своей сути суть всегда одна. При этом важно понимать, что стремясь построить свою жизнь в соответствие с онтологической детерминацией, мы не ведем войну с другими видами детерминации, например, биологической или социальной. В частности такие важнейшие механизмы социальной идентификации как национальная, семейная, религиозная являются конститутивными для самой структуры нашего бытия. Лишившись этих механизмов, мы переходим на субчеловеческий уровень существования. Тоже самое можно сказать и относительно биологической детерминации. Возможность дать начало новой жизни, новому человеку, забота о нем, также является конститутивным элементом человеческой экзистенции, лишаясь которого она остается неполной, ущербной. Проблема возникает тогда, когда биологическая и социальная детерминация становятся доминирующими и полностью преграждают путь к детерминации онтологической. Таким образом, мы можем говорить о том, что механизмы социальной и биологической детерминации являются важными составляющими формы, в которой реализуются онтологическая детерминация.

Какой же, исходя из вышеизложенного, должна быть задача психотерапевта? Задача психотерапевта будет заключаться в том, чтобы помочь пациенту достичь состояния экзистенциальной аутентичности, что означает помочь ему осознать требования своей собственной сути, и что не менее важно помочь ему в перестройке или построении новой, прозрачной по отношению к сути, структуры бытия-в-мире. При чем очень важно понимать, что на этом пути, психотерапевт ничего сам не строит и не формирует (кроме, возможно своей собственной структуры бытия-в-мире). На этом пути, он для пациента лишь проводник и сопровождающий. Он в самом прямом смысле этого слова заботится о своем пациенте. При чем забота эта должна быть не замещающей (вместо пациента), а антиципирующей и оберегающей (Хайдеггер, 1993 а). В своей антиципирующей заботе психотерапевт должен быть впереди своего пациента на несколько шагов, однако, он не должен стремиться полностью оградить его от опасности (иногда даже наоборот). Он лишь следит за тем, чтобы встреча с опасностью привела пациента не к разрушению, а к рождению новой бытийной структуры, а в конечном итоге к онтологической зрелости. Проще говоря, психотерапевт ведет пациента навстречу его (пациента) собственной сути, при этом у терапевта нет четкого образа, чем конкретно эта суть должна быть. Выражаясь метафорически, его задача привести к ней (к сути) своего пациента "живым и здоровым".

Возникает закономерный вопрос, а каким же образом и с помощью чего, психотерапевт может привести пациента к его сути? Для этой цели действительно используются различные методологические и технические средства, которые в данном конкретном случае уместно назвать медиумами, посредниками. Например, вышеуказанный медиум говорящего мира может быть проиллюстрирован классическим сократическим диалогом, кстати говоря, неслучайно названным "майевтикой" - т.е. искусством родовспоможения, иными словами способствования рождению нового состояния, новых способов и манер поведения, опыт групповой терапии говорит о том, что такого рода медиумом может быть и психотерапевтическая группа. Наше глубокое убеждение заключается в том, что медиум говорящего мира не является единственно возможным в экзистенциальной терапии. В ряде случаев другие медиумы, в большей степени задействующие телесность человека, могут оказаться не менее, а может быть более перспективными и эффективными в психотерапии, что, однако, вовсе не означает, что мы можем вообще отказаться от вербальной составляющей в процессе терапии вообще, и от медиума говорящего мира в частности. Он был, есть и всегда будет важнейшим инструментом в любой психотерапии, не только в экзистенциальной.

2. Телесность

Итак мы говорим о методах работы в экзистенциальной терапии как медиумах, т.е. своего рода пространстве, где происходит встреча человека со своей сутью. Следствием такого рода встречи будет изменение привычной формы, способа бытия человека, изменение в строну большей аутентичности. А поскольку мы утверждаем, есть и другие медиумы помимо медиумов говорящего мира, а именно медиумы в большей степени задействующие телесность человека, на экзистенциальном понимании самой телесности стоит остановиться более подробно.

Известно, что в экзистенциальной терапии понятие телесности развивал ученик и последователь Мартина Хайдеггера - Медард Босс. Речь идет о так называемом экзистенциале телесности. Сначала попробуем прояснить понятие экзистенциала. Строго говоря, по Хайдеггеру, экзистенциал - это даже не понятие, а определенная данность, черта, без которой человек, а точнее Вот-бытие (Da sein) вообще не мыслим. Экзистенциалы по Хайдеггеру - бытийные черты человеческого Da sein, Вот-бытия, Присутсвия, своего рода "человечности человека". Босс выделяет следующие экзистенциалы как важнейшие.: бытие-в-мире, бытие-вместе, пространственность, телесность, темпоральность, бытие-к-смерти.

Непосредственно же сама телесность человека определяется Боссом как "телесная сфера исполнения человеческого существования" (Boss 1979, pp.100). Босс - один из немногих экзистенциалистов, уделяющих телесности человека самое серьезное внимание. Телесность по Боссу не ограничивается тем, что под кожей; она распространена, как и отношение к миру, он говорит о продолжении телесности способов бытия-в-мире. В качестве иллюстрации он приводит пример указания на что-либо. Телесность простирается до того объекта, на который указывают, и даже далее ко всем феноменам мира, с которыми я имею дело. Такая телесность есть проявление человеческой экзистенции, она имеет не только материальный, но также смысловой, эк-зистирующий характер. Отношение человека к миру всегда находит свое отражение в его отношении к своему телу.

Традиционный естественно научный подход рассматривает тело человека в качестве одного из множества объектов природы. Очевидно, что только благодаря такому подходу и становится возможным воздействие на человека, а также управление им посредством физико-химических и кибернетических методов. Только в этом случае становится возможным применение естественнонаучного метода исследования. В самом естественнонаучном методе нет ничего плохого. Проблема заключается в том, что такого рода представление о человеке переносится на всю человеческую реальность.

Босс говорит о том, что, рассматривая телесность человека исключительно как материальную вещь, естественная наука пренебрегает всем, что делает телесность человека собственно человеческой. В качестве примера он приводит предметы искусства, в частности картины Пикассо. Босс задается вопросом, смог бы естественнонаучный подход постичь сущность этих предметов посредством своего метода - т.е. измерив размеры картин, проведя химический анализ краски и т.д. Ответ Босса однозначен, - конечно же, нет. Подобным образом, на его взгляд, обстоит дело и с изучением телесности человека.

Согласно Боссу, даже когда человек забывает о своем теле, он не перестает быть телесным. Все проявления человеческой жизни телесны. Взгляды, представления и визуализации так же телесны, как и непосредственные касания, поскольку и в этих случаях мы имеем дело с цветом, запахом, вкусом и текстурой поверхности. Все, что мы видим так называемым внутренним взором, также телесно. Даже самые абстрактные математические мысли пронизаны нашей телесностью.

Для того, чтобы понять суть человеческой телесности, мы должны разграничить ее с телесностью неживых физических объектов. Подобное разделение можно провести с двух стартовых точек. Первая касается предельных границ нашей телесности и телесности физических объектов. Вторая представляет собой фундаментальное различие местоположений (способов занимания места) человеческой экзистенции и неживых материальных объектов.

Если рассматривать человеческое тело как физический объект, его границы будут заканчиваться кожей. В то же время неоспоримый факт состоит в том, что где бы мы ни находились, мы всегда находимся в определенных отношениях с чем-то за пределами нашей кожи. Следует ли из этого, что мы всегда находимся вне нашего физического тела? Такое предположение также вводит нас в заблуждение. Босс говорит, что в этом случае мы будем смешивать феномены Dasein и телесности человека. Мы никогда не сможем постичь феномен телесности, если будем рассматривать его отдельно от мира. Различия двух типов телесности человека и неживого объекта, прежде всего, не количественны, а качественны.

Хотя Босс и говорит о том, что феномены Dasein и телесности различны, тем не менее, мы все равно можем обнаружить много общих черт. Это, прежде всего, так называемая выдвинутость вперед, применительно к человеческой телесности, нашедшая свое выражение в так называемом bodying forth. (Boss 1979, pp.104). Наше тело всегда как бы простирается дальше вперед и в пространственном и во временном аспекте. Оно простирается к потенциальным способам бытия, в которых мы существуем и которые конституируют нашу экзистенцию в каждый конкретный момент времени. "Границы моего тела совпадают с границами моей открытости миру" - говорит Босс. Поэтому телесные феномены должны пониматься в контексте меняющихся отношений с миром. А в той мере, в какой мы остаемся закрытыми - в той же мере наша телесность сужается. Проще говоря, открытость расширяет наше жизненное пространство и сферу присутствия в мире, а закрытость сужает (Boss 1979, pp.100-105).

В подходе М.Босса к телесности для нас принципиально важно, во-первых, то, что телесность как таковая не ограничивается границами кожи, а во-вторых, что телесная сфера - это сфера исполнения, исполненности нашей экзистенции, вне телесности, экзистенции нет как таковой. Следующий мало разработанный, но очевидно весьма перспективный с психотерапевтической точки зрения аспект, - это наша телесная выдвинутость вперед в экзистенциале "бытия-к" (Хайдеггер, 1993а). Все мы существуем (при чем телесно) одновременно и в настоящем будущем.

В близком подходу М.Босса ключе, однако, со своей спецификой понимает феномен телесности К.Дюркхайм (Дюркхайм, 1992), который говорит о том, что наше традиционное понимание тела (Leib) страдает от дуалистического представления о теле (Korper), лишенном души, которому противостоит бесплотная душа, с которой тело загадочным образом связано. Дюркхайм настаивает на том, что такое разделение в отношении человека не правомерно. "Кто-либо видел тело, бегущее без души, или бегущую душу?" (Дюркхайм, 1992). Если спросить человека, что он слышит, когда он разговаривает со своим партнером, он может ответить, что слышит звуки определенного тона и частоты, т.е. речь пойдет о Korper. Он также может сказать, что слышит нечто духовное, или даже что-то вроде единства тела, души и духа. В любом случае ответ не будет соответствовать действительности.

Простой ответ на вопрос "Кого вы слышите?" - должен звучать просто: "Я слышу Вас". Т.е. слышат меня, человека, - говорит Дюркхайм, который, будучи таковым, находится по ту сторону противоположности физического тела и души. И если бы в науке о человеке научились подходить к этому серьезно, то в истории человечества была бы открыта новая глава. Дюркхайм пишет о том, что в культуре Запада тело упражняют и тренируют, для эффективной работы. При этом речь идет преимущественно о теле Korper, т.е. теле, которое я имею, имею как инструмент для производства чего-либо.

Решительный переворот, который предлагает осуществить Дюркхайм - это переход от понимания тела, как инструмента, который я имею, к пониманию тела, которое есть я сам. Особенно важен этот поворот в понимании тела для психотерапии. Этот пункт Дюркхайма созвучен пониманию психопатии Р.Лэнгом, который утверждает, что отчуждение человека от его тела, рассматривание его в качестве инструмента, является составляющей шизофренического процесса (3). Лэнг называет этот феномен онтологической незащищенностью (Лэнг, 1995). Тогда как противоположное здоровое состояние, в котором тело (в широком смысле) воспринимается как "Я сам" Лэнг называет "онтологическая защищенность". Соответствующий этому термину термин Дюркхайма очень близок Лэнгу по своей семантике - это "Онтологическая укорененность".

"Что подразумевается под телом (Leib), которым ты являешься? - спрашивает Дюркхайм, - Здесь имеется в виду весь человек, весь человек как личность в том виде (образе жизни), в котором он не только познает себя, но и живет (der-leibt)". Это есть тело (Leib), как чувственно осязаемый образ, в котором я как личность присутствую тут в мире, мое окружение реально воспринимает меня, а я воспринимаю других" (Дюркхайм, 1992, с.96).

Таким образом, по Дюркхайму тело - это способ, в котором человек является видимым и осязаемым. Как уже ранее указывалось, важнейшей задачей человека, согласно Дюркхайма, является соответствие способа (формы) своего существования своей сути. Внешнее выражение данное соответствие находит в феномене прозрачности. В этом смысле Дюркхайм говорит о том, что прозрачность как таковая относится не только к внутреннему состоянию человека, но и непосредственно к его телу (Leib). В этой связи Дюркхайм выделяет три вида совести тела:

1. Совесть как "самоохранение". Этот вид совести относится к здоровью и работоспособности человека.

2. Второй вид совести ориентирован на красоту, симметрию и правильность формы, на совершенство нашего облика, в котором мы предстаем миру. Это относится как к нашему физическому телу, так и к нашему поведению.

3. Совесть как индикатор моей прозрачности по отношению к сути (4). При этом Дюркхайм задается вопросом: Правильно ли ты здесь есть такой, как ты есть? То есть, проницаем ли ты для своей сути как для способа, которым жизнь в твоей индивидуальности приобретает образ и хочет заявить о себе здесь и сейчас?

Дюркхайм пишет о том, что человек может находиться в прекрасной физической форме тела (Korper), но в тоже время быть очень далеким от всякой прозрачности. И наоборот, человек может находиться при смерти, но в смысле проницаемости для своей сути, "быть в высочайшем порядке". Он также говорит о том, что мы можем нарушить нашу прозрачность, чем-нибудь таким, что не вредит нашему здоровью, например, тем, что мы немножко больше чем нужно съедим за обедом, или тем, что больше всего препятствует на пути духовного развития у молодых людей, - речь идет о мастурбации. Чувство вины, которое обусловлено моральными причинами можно подавить, но его не возможно подавить, если оно идет из сути. Подход к телу Дюркхайма интересен тем, что он открывает путь использованию специальных упражнений развивающих чувствительность к прозрачности тела Leib. Особое внимание при этом уделяется правильному дыханию и тонусу (собранности).

В подходе к телесности К.Дюркхайма, мы можем уловить новый и возможно даже звучащий более экзистенциально аспект, нежели в концепции М.Босса. Это участная позиция по отношению к своему телу и своей телесности. Не оппозиция к телу, а принятие его как одного из важнейших условий своего собственного существования. Вне телесности нет экзистенции как таковой, вне моей телесности нет формы, в которой я могу реализовать свою суть.

Я намеренно акцентирую внимание читателей на этой теме, поскольку в экзистенциальной психологии и психотерапии бытует пренебрежительное, если не сказать оппозиционное отношение, как к собственному телу, так и к телу пациентов. Более того, можно даже говорить о том, что ряде случаев экзистенциальные терапевты просто боятся тела и телесности. Примером тому может быть недавний разговор с одной из моих московских коллег, локализующей себя в жанре экзистенциальной терапии. Волею судьбы оказалось, что мы работали с ней с одним и тем же пациентом. Когда я рассказал ей, что работал с ним (с пациентом) в Дюркхаймовской технике (медиуме) Leibarbaiten, предполагающей непосредственный телесный контакт, она тут же среагировала: "Нет, нет, только не тело?".

Откуда же все-таки берется это наше "Нет, нет, только не тело?" Я думаю, что глубинная причина этого страха лежит все в том же страхе перед жизнью и бегстве от ответственности, против которых собственно и борется экзистенциальная терапия. Однако здесь есть один тонкий момент, на котором стоит остановиться подробнее. Речь идет о так называемой ноодинамике (Франкл, 2000 а), которая характерна для конфликта между духовной составляющей человеческого бытия (ноологическое измерение) и чувственно-телесной. Широко известны Франкловские примеры преодоления нечеловеческих условий существования в концентрационном лагере исключительно в опоре на дух (Франкл, 1990). Другая группа примеров - это примеры борьбы, если так можно выразиться, с плотскими искушениями, которые так же можно встретить в работах Франкла (Франкл, 2000 а), а также в христианской (особенно православной) аскетике (5).

И здесь важно понять, что наше понимание телесности, базирующееся на подходах М.Босса и К.Дюркхайма, не коим образом не противоречит возможности и очевидной полезности ноодинамики (с ее пафосом главенства духа) как таковой. Ведь мы говорим о том, что необходимо ответственно относиться к телесному модусу человеческой экзистенции, а не о том, чтобы локализовать человеческую экзистенцию преимущественно в телесном модусе. Более того, мы отчетливо осознаем опасность гедонистических тенденций в перенесении акцента в работе на телесность человека. И поэтому мы лишь отчасти можем согласиться с высказыванием Ролло Мэя:

"Я предлагаю новую форму физического мужества - использовать тело не для развития мускулатуры, а для воспитания чувств. Это будет означать развитие способности слушать телом, "мыслить телом", как говорил Ницше. Это будет оценкой тела как объекта эмпатии, выражением собственного "я" как эстетической категории и неиссякаемого источника наслаждения" (Мэй, 2001, с. 10).

Можно согласиться с тем, что необходима работа по собиранию человеческого тела (в широком понимании, а нетолько физического) воедино, к большей целостности и цельности). Необходима работа по развитию чувствования своего тела как выражения своего "я". Но самое главное для нас это развитие чувствования того, насколько моя телесность в целом, т.е. физическое тело, эмоции и чувства прозрачны по отношению к сути. Именно о такого рода чувствительности говорит К.Дюркхайм, описывая третий вид совести тела (см. выше, Дюркхайм, 1992). Очень важно развитие органа такого рода чувствительности. Данный орган может быть развит путем специальных упражнений, которые поэтому должны быть не просто упражнениями, а именно медиумами, т.е. пространством, где возможна встреча человека со своей собственной сутью. При чем слово возможна здесь принципиально, поскольку никакая техника не способна такого рода встречу гарантировать, она может лишь ей способствовать.

Возвращаясь же непосредственно ко второй части высказывания Р.Мэя, хочется сказать, что призывы, направленные на развитие чувственности в связи с получением наслаждения нас серьезно настораживают. Мы не имеем ничего против телесного наслаждения как такового, поскольку оно естественно. Однако постановка принципа удовольствия во главу угла, нам глубоко чужда. Гедонизм в психотерапии мы уже проходили, всем известно к чему это приводит. Наберите в Интернете, в поисковой системе одного из популярных провайдеров слово "Фрейд", и компьютер сразу вам выдаст несколько порносайтов, что-нибудь вроде "Уголка дедушки Фрейда".

Возвращаясь же к теме прозрачности, можно сказать, что именно потворствование прихотям своего тела и его эмоционально-чувтсвенной составляющей, делает нашу телесность наименее прозрачной (Дюркхайм, 1992). Кроме того, важно отметить, что телесная прозрачность очень мало коррелируют с разного рода бодибилдингом и бодишейпингом, в случае которых часто оказывается правомерным высказывание о смещении или сужении экзистенции преимущественно к ее телесному модусу. Дюркхайм прямо говорит о том, что дряхлый старик может быть телесно гораздо более прозрачен, чем великолепно физически развитый атлет или же супермодель.

Таким образом, работая с телесностью человека, мы работает не только и не столько с его физическим телом, сколько с целым человеком, а именно со структурой его бытия-в-мире. Мы обращаемся к телесности человека, именно потому, что само бытие предстает нам телесно, и обращение к другим, помимо медиума говорящего мира, медиумам позволяет нам более полно и более целостно с ним (с бытием) взаимодействовать в процессе терапии. При этом цель терапии остается прежней, а именно - это экзистенциальная или онтологическая аутентичность, иными словами прозрачность человека по отношению к собственной сути. При этом не будем забывать, что суть не локализуется где-то в глубинах бессознательного, не важно индивидуального или коллективного, суть - это само бытие, одновременно трансцендентное и имманентное по отношению к человеку. Именно в этом смысле оказывается удачным Бибихинский перевод Хайдеггеровского Dasein (Хайдеггер, 1993а) как Присутствие, При-Сутствие т.е. обитание, бытие при сути. Вот это то обитание при сути и есть знаменитое Хайдеггеровское "пастушество бытия".

Перенося акцент на телесный модус человеческой экзистенции, мы открыто признаем и предупреждаем об опасности гедонистического дрейфа, который не способствует, а наоборот препятствует экзистенциальной аутентичности. Однако мы предупреждаем и о другой опасности - опасности пренебрежительного и исключительно инструментального отношения к своей телесности, которое в крайних шизофренических формах проявляется в диссоциациативной симптоматике: обращении к себе самому как "Он" и "Она", что в экзистенциальном смысле означает развоплощение. А в отсутствии воплощенной формы, как известно, мы нетолько не способны реализовать свою суть, мы не способны сделать что-либо вообще.

Другой важный момент заключается в том, что телесные медиумы в экзистенциальной терапии способны как никакие другие развить третий вид совести по Дюркхайму, а именно чувствование насколько моя телесность прозрачна по отношению к моей сути, что этой прозрачности способствует а, что наоборот препятствует.

3. Методологические отличия работы с телом в экзистенциальной терапии от других школ психотерапии, работающих с телом.

Определив круг проблем, связанных с телесностью человека в экзистенциальной терапии и расставив основные акценты, мы можем прейти непосредственно к методологии работы. Вопрос методологии является чрезвычайно важным, поскольку, чисто технически те или иные методы работы с телом могут быть очень похожими в разных направлениях психотерапии. В частности в различных школах телесно-ориентированной психотерапии, связанных с именами Райха, Лоуэна и Фельденкрайза, акцент делается на раскрепощении, высвобождении внутреннего потенциала, развитии чувствования и чувственности (6). Тело в этом смысле рассматривается как ресурс, в опоре на который мы достигаем раскрепощения человека и тем самым освобождения от нозологической симптоматики, как на уровне тела, так и на уровне психики. Подход к телу как к ресурсу наглядно иллюстрируется названием Второй всероссийской конференции по телесно-ориентированной терапии в Июле 2001г. - "Тело как ресурс".

В экзистенциальной терапии подход к телу принципиально иной, мы не рассматриваем тело пациента как ресурс, мы изначально нацелены в своей работе на его Dasein, на структуру его бытия-в-мире. Так вот, именно в телесном модусе эта структура наиболее ощутима, наиболее материальна. Кстати говоря, данный факт оказывается особенно полезным при работе с интеллектуально развитыми пациентами, обладающими невероятно изощренными способами защиты (7) по типу рационализации. Частота такого рода случаев в моей психотерапевтической практике позволяет выделить особый тип невротического состояния, который я определяю как "невроз интерпретирующего структуралиста".

Данное состояние характеризуется тотальной относительностью мировоззрения пациента. В силу высокого интеллекта он оказывается способным интерпретировать те или иные события в жизни с различных позиций, в разных структурах и в разных системах координат. Однако он не способен ни одну из этих позиций выбрать в качестве своей, вследствие чего он не может решиться на совершение серьезных поступков с далеко идущими последствиями. Жизнь проходит мимо него, оставляя щемящее чувство пустоты, ощущение отсутствия своего места, неверности и неправильности происходящего.

Кроме того, необходимо отметить, что избавление от невротического симптома само по себе не является целью экзистенциальной терапии, целью является более аутентичная с экзистенциальной точки зрения жизнь. Избавление от невротического симптома может быть артефактом успешного процесса терапии. Хотя, безусловно, в отдельных случаях, в зависимости от контекста ситуации, экзистенциальный терапевт может прибегать и к симптоматической (проблемно-ориентированной) терапии. При этом он должен четко осознавать, что часто симптоматическая терапия может быть вредной с экзистенциальной точки зрения и препятствовать решению проблем более глубокого экзистенциального уровня.

Опыт многолетней работы с телом в экзистенциальной терапии позволил нам выделить ряд принципиальных методологических отличий нашего подхода от других психотерапевтических школ:

Принципиальные:

1. Тело понимается как я сам, экзистенциальная опора всего сущего, эталон моей неразрывной связи с миром, моей безусловной причастности миру.

2. Тело рассматри

Подобные работы:

Актуально: